Всё становится на места
Шрифт:
Но стол очень быстро был поставлен на ноги, овощи собраны и перемыты, а вечер всё ещё оставался таким далёким, что отсюда его было и не видно.
— Можно я пройдусь? — робко спрашиваю я, как и полагается хорошему помощнику кока.
— Куды? — уточняет Симус. — На верхнюю палубу без капитанского распоряжения ходить не смей!
— Да я так просто, взад-вперёд, ноги размять.
— Ну разомни, разомни. Только если капитану на глаза попадёшься, я сам тебя в пюре разомну, если после той встречи
Я соглашаюсь, ещё раз обещаю не подниматься наверх и направляюсь к лестнице.
Снизу доносится недовольное ворчание. Ради любопытства я спускаюсь на пару ступеней и вижу ещё нескольких человек в полумраке трюма.
— Я уверен, Скади, что нету здесь никакой течи! — сопит один из них, низко наклонившись и ощупывая пол руками.
— Тогда откуда же взялась вода, Пиман? — возражает второй. Он держит фонарь.
— Да может, из бочки какой. Ты ж и сам видишь, непохоже, что корабль протекает.
— Капитан не ошибся бы! — с верой в голосе говорит Скади. — Раз он говорит, что вода на полу взялась из трещины, значит, так оно и есть. Раз приказал искать её, пока не найдём, то мы так и поступим!
— Да как хочешь, — недовольно отвечает ему напарник. — Как по мне, в голове у тебя трещина. Эй, парни! — кричит он, прикладывая руки ко рту. — Нашли что-нибудь?
— Нет!
— Не-а! — почти хором доносится из дальнего конца трюма.
— Ну так я пойду на камбуз, а то брюхо подвело уже от голода, — сообщает Пиман и тяжело поднимается по ступеням.
Я сторонюсь, чтобы его пропустить.
— Что, парень, — слова вылетают из моряка вместе с одышкой, — вы уже сварили обед, раз ты свободен?
— Там и без меня работников хватает, — поясняю я. — Приказали наготовить побольше к какому-то празднику.
— Да к какому ж это празднику? — чешет лысую макушку Пиман. — Ну да ладно, поем — и будет мне праздник!
Он громко смеётся собственной шутке, хлопает себя по колену и идёт в сторону кухни.
А я поднимаюсь вверх — всего на ступеньку. На две. Никто не глядит. На три. Ещё на одну. Рядом никого. Миную вторую палубу, забираюсь до самого верха, приоткрываю дверь, высовываю нос.
Почему, интересно, у людей глаза устроены не как у крабов? Было бы удобно оглядывать окрестности, а то ведь наткнуться на кого-то совсем не хочется. Даже матросы подозревают, что нас не зря убрали с палубы, а я-то это точно знаю.
Я никого не вижу поблизости и потому выскальзываю за дверь уже полностью. Аккуратно её прикрываю, ещё раз гляжу по сторонам, а затем, пригибаясь, иду к носу корабля, к той каюте, где накануне проводили время и принимали пищу Гилберт и капитан с помощниками.
На пути мне везёт никого не встретить. Окна каюты открыты, оттуда доносятся голоса, и я решаю сесть у стены и полюбоваться морем —
— ...надуманные, даже глупые матросы скоро поймут, что дело нечисто, — слышу я грубый голос. Похоже, это Брадан.
— Недолго осталось, они не успеют разобраться, — этот голос вроде бы принадлежит капитану Бартоломео.
— Может быть, ну... покончить с этим сейчас, не дожидаясь высадки на берег? — Брадан понижает голос, но мне всё слышно хорошо.
— Мы ведь договорились сделать это позже, — возражает Гилберт. — Будет нелегко перенести тела на берег.
— Это мне-то? — забывшись, орёт Брадан, но тут же вновь понижает голос. — Да в два счёта всех перенесу!
Мне становится слегка не по себе, раз речь идёт о телах. Во что же ввязался Гилберт? Неужели знания, которые он так стремился приобрести, исказили его душу и направили по пути зла?
— Я тоже за то, — тем временем говорит капитан, — чтобы мы как можно быстрее с ними покончили. Прежде чем они начнут задавать лишние вопросы. Как насчёт сегодня вечером?
— Я ещё не готов, — возражает Гилберт.
— Так приготовьтесь, что вам нужно?
— А он, наверное, колдовать не умеет, — произносит чей-то насмешливый голос прямо у меня над головой, а вслед за этим в открытое окно летит пепел, вытряхнутый из трубки. — Мы же не видели ни разу, каков он в деле, да?
Судя по тому, что всех, кроме одного, я сегодня уже видел или слышал, это должен быть помощник капитана.
— Нико, — раздаётся суровый голос капитана Бартоломео. — Сядь и закрой рот.
Затем заговорщики долго молчат, я слышу только звуки шагов и чей-то вздох.
— Хорошо, — наконец говорит Гилберт. — Сегодня вечером. Капитан, те травы, что я просил держать отдельно, мне нужны.
Я настораживаюсь — как бы не пришлось бежать, если кто-то выйдет из каюты. Но раздаётся что-то похожее на скрип крышки, и Бартоломео произносит:
— Вот они.
— Теперь кубок и подогретая вода, — командует Гилберт.
Что-то со стуком ставят на стол.
— Нико, осёл, куда кладёшь черпак! — рычит Брадан. — Он неустойчивый, держи в руке! Весь стол залил, дубина!
— Не имеешь права так со мной разговаривать, ты здесь всего лишь старший над матросами! — возмущается помощник. — Сам держи!
— Нико! — рявкает капитан.
Что происходит дальше, неясно, но все молчат.
— До поры, как пройдут три лета... — нарушает тишину монотонный голос Гилберта.
— Три года? Мы так не договаривались! — перебивает его Брадан.
— Я самоучка, — голос колдуна обманчиво спокоен. — Что нашёл, то нашёл. Вернёмся раньше — поднимем их раньше. Или на три года, или никак. И я прошу больше меня не перебивать.