Всё только начинается

Eruwaetiel

Солас молчал всё это время, задумчиво следуя глазами по окрестностям, уйдя мыслями глубоко в себя. Я пока не знала, что думать по поводу его широко известной нелюбви к доллийцам и неожиданно уважительному тону, с которым он к ним обращался, но решила пока оставить свои мысли при себе.

Блэкволл с Быком быстро соорудили небольшой костерок на краю навеса, дав нам возможность немного согреться. Я присела у огня, протянув к нему озябшие пальцы и вздохнула. Интересно, чем всё это обернется…

– Они боятся, - раздался над ухом голос Коула, но я даже не вздрогнула.

К этим его штучкам все уже успели привыкнуть. – Смотрят, и не могут понять. Святыня в руках чужака. Сила в её руках. Он видел свет в её ладони. Он злится. Потому что не может понять.

Парнишка сидел на корточках рядом со мной, продолжая бормотать себе под нос, потирая замерзшие руки. А я снова взглянула на злосчастный якорь, слабо мерцающий под перчаткой.

И как они умудрились разглядеть?

– Они и вправду боятся.

Я подняла глаза на Соласа, прислонившегося к толстому деревянному шесту, поддерживающему навес. Эльф продолжал смотреть куда-то вдаль, сквозь пелену дождя, уже успевшего перейти в ливень.

– Они не хотят верить, что кто-то, кроме них самих, может знать древний язык. Что кто-то может приручить священный для них символ – галлу. И уж тем более, что кто-нибудь в этом мире получит власть над презираемыми шемленами. Как же так? Столько веков они прятались по лесам, устраивая редкие нападения на проезжающих мимо их лагерей купцов, и мир успел измениться? Они хуже детей. Дети хотя бы пытаются узнать что-то новое.

Ветвистая молния расколола небосвод, резко осветив эльфа. Что-то волчье привиделось мне в ожесточившимся лице, внезапно испугав. Гром последовал всего через пару секунд, но свет пропал, а с ним и звериный вид Соласа. Мимолетное видение сгинуло, оставив лишь неприятный осадок внутри.

– Пускай себе боятся. Пока они не пытаются утыкать нас стрелами, это меня вполне устраивает. Вылезать же сейчас наружу – нет, спасибо, обойдусь лучше без подобных изысков.

Поднявшись на ноги, я отряхнула брюки от пыли и направилась вглубь навеса. Там, словно она была собакой, а не оленем, свернулась на земле Рыжая, и её теплый бок показался мне лучшей подушкой. Можно было и поспать, пока время позволяло.

Утро встретило нас россыпью тысяч кристаллов, блестящих на каждой травинке. Вода ещё капала с навеса, но дождь давно прекратился, и яркое солнце освещало поляну с бурной деятельностью на ней.

Доллийский лагерь представлял собой крошечный городок, в котором каждый был занят своим делом. Кто-то стирал, кто-то прял, кто-то колол дрова для костров. Дети, слишком маленькие, чтобы начать помогать старшим, с визгом носились вокруг, мешаясь под ногами и регулярно получая ленивые шлепки от взрослых. Это не особенно их трогало, и визг снова поднимался над лесом.

Не было шпилей воздушных дворцов, теряющихся в листве, не было знати, одетой лишь в шелка и бархат, гордо вышагивающих между деревьями. Был народ, одна большая семья, научившаяся выживать в суровом мире, где у них не было дома. Могло ли это продолжаться вечно?

Я стояла у края тента, не смея сделать шага наружу, помня вчерашнее предостережение,

но и не в силах оторвать взгляда от этой удивительно простой, и оттого прекрасной жизни. Замечающие мой интерес эльфы все как один недовольно морщились, надеясь как можно быстрее скрыться с глаз чужачки. Малышня была куда проще. Одна девочка осторожно выглядывала из-за большого камня, тараща огромные бирюзовые глазищи, и тут же пряталась обратно. Один из её друзей, мальчуган со спутанными блондинистыми волосами, решил, очевидно, показать свою храбрость перед остальными. Он гордо вышел из толпы ребятни, засевшей за ближайшим аравелем, с рогатиной наперевес. В другой руке у него лежал небольшой камень. Если мой скептический вид его и покоробил, то особенного страху он не показал. Только еще несколько раз оглянулся на товарищей, подбадривающих мальчишку одобрительными возгласами.

– И за что нам такая честь? – негромко поинтересовалась я у ребенка, кивая на грозное оружие, уже готовое к запуску.

Мальчишка вздрогнул, выронив из пальцев снаряд, но рогатку не отпустил. Убедившись, что шага в сторону я не сделала, он угрюмо насупился, поднимая с земли камешек.

– Ты – плоскоухая, - не слишком внятно пробурчал он, очевидно, плохо понимая, что это значит.

Я озадаченно потрогала кончиками пальцев ухо, как обычно, торчащее между прядей волос.

– Разве? Они за ночь прилежались, что ли?

Грозный воин насупился ещё больше.

– Ты – не доллийка. У тебя нет валласлин.

– Ну так у тебя же тоже нет. Ты, выходит, тоже не доллиец?

– Я ещё маленький! – обиженно возразил он, упирая руки в бока. – Но когда я вырасту, у меня будет валласлин!

– А может я тоже ещё маленькая, - пожала я плечами. – Ну, знаешь, позднее развитие. Вот поумнею, так сразу у меня валласлин на лице и проявится.

Мальчик даже опешил от подобной наглости. Недоверчиво посмотрел на меня, на друзей позади, снова на меня.

– Валласлин рисует старейшина. Он не может сам появиться.

– Кто сказал, что не может?

Кажется, ребенок окончательно запутался, разговаривая с такой большой и уверенной теткой, но продолжить лепетание ему не дали.

Знакомый уже мне доллиец с сединой в висках грозно взглянул на ораву детей, заставив их мгновенно притихнуть.

– Гилас, да’лен.

Малышня испарилась словно по волшебству, оставив меня на съедение эльфу. Холодные водянистые глаза уставились на меня как на мерзкую букашку, прилепившуюся к только что начищенному ботинку.

– Не забивай молодым головы, чужачка. Можешь нести любую чушь своим грязным отпрыскам в эльфинаже, но не трогай наших детей.

Пережив тяжелые взгляды Кассандры, холодную войну с Калленом и орлессианский бал, мне не составило труда выдержать и неприязнь этого мужчины. Гордо вскинув подбородок, я спокойно пожала плечами.

– У меня пока нет детей, а если когда-нибудь и появятся, то очень сомневаюсь, что они будут жить в эльфинаже.

– Но разве не туда шемлены сгоняют всех вас, плоскоухих? – продолжил докапываться доллиец.