Всё только начинается
Шрифт:
Сколько часов я бесцельно месила снег, гуляя по редкому лесу недалеко от деревни? Никто не хватился меня, или, что более вероятно, шпионы Лелианы следили за каждым моим шагом из-за какого-нибудь куста, докладывая ей о моем состоянии. Это заставляло меня ещё больше злиться.
– Да гори оно все синим пламенем! – зло бормотала я себе под нос, ходя кругами под протоптанному собственными шагами кругу. – Пускай занимаются своей инквизицией, находят шизанутых храмовников, сидящих на лириуме, убивают магов, доллийцев, лишь бы их великая песнь Света дошла до края Света! Да чтоб они подавились
– А вообще, пойду к Фионе, будем с ней вместе помогать магам и закрывать разрывы. Из этого наверняка толку побольше выйдет. Или попробовать найти эльфов?.. Хотя им вроде вообще плевать, что с Тедасом происходит, пока они могут куда-нибудь переехать…
– Чертов мир с чертовой магией и чертовыми демонами! Зачем я вообще здесь оказалась?!
Мой отчаянный крик в небеса остался без ответа, впрочем, я на него и не надеялась. Создателя нет, и никогда не было, в этом я уже удостоверилась. Только вот мне это совсем не помогло.
Но даже злость имела свой предел, впрочем, как и мои силы. С наступлением сумерек и ночного холода, я, волей-неволей, была вынуждена вернуться в лагерь. Это было проще, тихой тенью плестись в темноте между палаток, неузнаваемая солдатами и жителями деревни, в кои-то веки снова чувствуя себя невидимой серой мышью, как было когда-то давно.
– Рейвен?.. – собственное имя едва не заставило меня взвыть от досады, когда кто-то всё-таки узнал меня, выйдя из лекарни.
Это была Мать Жизель, которую я видела лишь мельком после нашей встречи на Перекрестке. В Убежище она посвятила все свое время раненым в импровизированном лазарете, пока я пыталась избегать этого места, как могла.
– Я сейчас не в настроении для беседы, преподобная мать, - сквозь зубы процедила я, стараясь не повышать голос. В конце концов, она была одной из самых рассудительных жриц, что я знала. Или вообще самой…
– Я могу слушать, а не говорить, если это то, в чем вы нуждаетесь, Вестница.
– Я. Не. Вестница! – мой злой голос разорвал ночной покой, и я едва ли не кожей ощущала, как на меня оборачивались люди от костров.
– Андрасте тоже никогда не называла себя пророчицей, - мягко кивнула головой жрица. – Мы помним о ней, но она не единственная несла миру Песнь Света.
– Почему никто не может перестать сравнивать меня с вашей пророчицей? – у меня уже даже не осталось сил злиться. В моем голосе звучала только вселенская усталость от всего этого мира, и я уныло села на ступени лазарета, внезапно почувствовав себя слишком вымотанной, чтобы идти дальше.
– Мне невозможно представить, насколько это должно быть тяжело, нести подобную ношу, дитя, - преподобная мать присела рядом со мной, не спуская с меня всепонимающего взгляда. – Но у всех нас есть цель, ведомая лишь Создателю. Меч ведь тоже не просил, чтобы его ковали. И, честно говоря, если такое сравнение заставляет вас задуматься, то, может быть, в этом нет ничего плохого?..
– Вы же помните, как вы обошлись с ней, не так ли? – проговорила я негромко.
Они сожгли свою спасительницу на костре, преданную собственным
– Многие видят в вас олицетворение той женщины, что спасла Тедас много веков назад, они видят доброту, сострадание, целеустремленность. Но её судьба – не ваша. Ваша жизнь только в ваших руках, Рейвен, и какой она будет, никто не может и помыслить. Доверяйте себе и своей совести, у вас сильное сердце, оно подскажет вам, что следует сделать. Делайте все, что в ваших силах. Но помните тех, кто помогает вам.
Я промолчала, с тоской думая о людях, что присоединились к Инквизиции только ради меня. Разве не так это было для Серы или Блэкволла? Вивьен, возможно, и так бы нашла возможности связаться с Лелианой, но и она сначала захотела встретиться со мной.. Их новым символом победы. Имею ли я право уйти сейчас? Даже если продолжать закрывать разрывы самостоятельно, что будет почти невозможным, мой побег послужит очень сильным подрывом для всей организации.
Солас и Варрик точно не простят мне этого. Или, возможно, именно они и простят, но от этого мне будет только хуже.
– Я… - мне трудно было подобрать слова, трудно было даже самой понять, что я хотела сказать. – Я не подхожу для Инквизиции. Я не верю в Создателя, в провидение, судьбу и всю эту религиозную чушь, простите, преподобная мать. Это просто… не моё. Я уже даже не уверена, что верю в саму Инквизицию. Может, мы и вправду приведем Тедас к тотальному разрушению, как я могу помогать им в этом?
– Всё в твоих руках, дитя, - смуглые ладони легли на мои руки, сложенные на коленях, и легонько сжали… – У тебя есть сила, способная изменить этот мир, и только ты решаешь, как её применить. Возможно, это самая большая власть, когда-либо находившаяся у одного человека за всю историю Тедаса, и никто из нас не может сказать, как она отразится на тебе. Но у нас есть то, что помогает нам жить. Надежда. Ты – наша Надежда.
Зажмурившись, я подняла лицо к небу, пытаясь сдержать жгучие слезы. Жалкая, никчемная надежда выпала этому несчастному миру. Чем он заслужил такую бесхребетную плаксу, которая не может взять себя в руки, и только и делает, что жалуется на свою судьбу?
– Иди, дитя, - услышала я успокаивающий голос. – Тебя ждут твои товарищи, они уже заждались. Возможно, тепло и песни помогут тебе вернуть себе цель.
– Что? – недоуменно переспросила я, но тут же поняла, о чем говорила женщина.
Веселая музыка и смех лились из таверны неподалеку, так разительно контрастируя с моим настроением, что мне не верилось в его существование. Да, не у всех сегодня был тяжелый день, и большинство обитателей Убежища находили свои маленькие радости в обычных посиделках за кружкой пенистого пива.
Поднявшись на ноги, я лишь один раз оглянулась на женщину и благодарно кивнула, не зная, как выразить словами то, что она для меня сделала. Но жрица поняла. Улыбнувшись, она поднялась со ступеней и вернулась обратно в лазарет, делать то, что получалось у неё лучше всего – предлагать утешение израненным душам.