Все в его поцелуе
Шрифт:
Глава 17
Время чая в доме номер пять. Гиацинта сидит в гостиной – одна со своей матерью , что всегда опасно , если тебе есть что скрывать.
– Мистера Сент-Клера нет в городе?
Гиацинта подняла взгляд с довольно неряшливого вышивания.
– Не думаю. А почему ты спрашиваешь?
– Он
– По-моему, ему надо уладить дела с какой-то своей собственностью в Уилтшире. – Гиацинта постаралась говорить как можно небрежнее.
Это, конечно, была ложь. Гиацинта была почти уверена, что у него нет никакой собственности, ни в Уилтшире, ни где-либо еще. Если повезет, ее мать отвлечется на что-либо другое, прежде чем начнет расспрашивать о несуществующих поместьях Гарета.
– Понимаю, – пробормотала Вайолет. Гиацинта воткнула иголку в вышивание с несколько большей силой, чем это было необходимо, и посмотрела на свою работу с отвращением. Рукодельницей она была никудышной. У нее не хватало ни терпения, ни необходимого умения, но она всегда держала в гостиной пяльцы: никогда не знаешь, не потребуется ли приемлемого отвлечения от неприятного разговора.
В течение многих лет это срабатывало. Но сейчас, когда Гиацинта оставалась единственной незамужней дочерью семьи Бриджертонов, живущей дома, пятичасовой чай она всегда проводила в обществе матери. К сожалению, сегодня трюк с вышиванием не прошел.
– Возникли какие-то проблемы? – поинтересовалась Вайолет.
– Нет, конечно.
Гиацинта не хотела поднимать головы, но нежелание смотреть матери в глаза только вызвало бы у той подозрение, поэтому она подняла взгляд. Будь что будет! Если уж врать, то убедительно.
– Просто он занят, вот и все. Я даже восхищаюсь им! Ты же не хочешь, чтобы я вышла замуж за безответственного человека, не так ли, мама?
– Ну что ты! Все же это выглядит как-то странно. Вы так недавно помолвлены.
В любой другой день Гиацинта спросила бы у матери без обиняков:
– Если у тебя есть вопрос, задай его.
И мать обычно действительно спрашивала. Но сейчас Гиацинте очень не хотелось бы отвечать.
Прошло три дня с тех пор, как она узнала правду о Гарете. Как мелодраматически это звучит – «узнала правду». Будто она обнаружила какую-то ужасную тайну семьи Сент-Клеров.
Но тайны никакой не было. Ничего темного, ни опасного, ни мало-мальски смущающего. Обычная правда, которую она не видела, ослепленная любовью.
А то, что она влюбилась, было совершено очевидно. Она поняла это где-то в промежутке между тем, как она согласилась выйти за него замуж, и той ночью, когда они занимались любовью.
Но она его не знала. Она не могла сказать, что знает его по-настоящему как человека. Ведь она не понимает даже, какой у него на самом деле характер.
Он ее использовал. Вот что это было. Он использовал ее, чтобы выиграть нескончаемый бой с отцом.
И это было для Гиацинты
Она повторяла себе, что все это глупости, что она придирается к мелочам. Разве не в счет, что она ему нравится, что он считает ее умной и забавной, а время от времени даже мудрой? Разве мало того, что он наверняка защитит ее честь, если потребуется, и, несмотря на свое немного запятнанное прошлое, будет хорошим и верным мужем? Так какое это имеет значение, почему он сделал ей предложение? Важно ведь, что сделал.
Все же это имело значение. Она чувствовала, что ее использовали, что сама по себе она для него не важна, будто она пешка в какой-то большой игре.
И самое худшее – она не понимала, что это была за игра.
– Ты так тяжело вздохнула.
Гиацинта в недоумении посмотрела на мать. Господи, сколько же времени она сидит вот так, уставившись в одну точку?
– Ты хочешь мне что-то рассказать? – спросила Вайолет.
Гиацинта покачала головой. Разве этим можно делиться с матерью?
– Подозреваю, – Вайолет, отпив глоток чая, – что у вас произошла первая ссора влюбленных.
Гиацинта изо всех сил старалась не покраснеть.
– И незачем смущаться и стыдиться.
– А я и не стыжусь!
Вайолет удивленно подняла брови, и Гиацинте захотелось дать себе пинка за то, что так легко попалась в ловушку матери.
– Ничего серьезного, – пробормотала она, тыча иголкой в вышивание, так что желтый цветок, который она так долго вышивала, стал похож на цыпленка.
Пожав плечами, Гиацинта достала оранжевые нитки. «Вышью ему клюв и лапки, – решила она. – А что?»
– Я знаю, что считается непозволительным выставлять напоказ свои чувства, – сказала Вайолет, – и я не предлагаю, чтобы ты сделала что-то, что можно было бы назвать притворством, но иногда очень помогает просто рассказать кому-нибудь о том, что тебя волнует.
Гиацинта встретилась с матерью взглядом.
– Я редко испытываю трудности, когда рассказываю людям о том, что я чувствую.
– Это правда. – Вайолет осталась немного недовольной тем, что ее теория разлетелась на мелкие осколки.
Гиацинта снова склонилась над вышиванием и обнаружила, что клюв у цыпленка оказался слишком высоко. Ладно, пусть цыпленок будет в шляпке.
– Может быть, это мистеру Сент-Клеру трудно...
– Я знаю, что он чувствует.
– А-а. – Вайолет поджала губы. – Может, он не знает, что ему делать дальше? Как узнать тебя поближе?
– Он знает, где я живу.
Вайолет вздохнула:
– Как же нелегко с тобой говорить.
– Я пытаюсь вышивать. – Гиацинта подняла пяльцы в качестве доказательства.
– Ты пытаешься избежать... Послушай, откуда у этого цветка взялось ухо?
– Это не ухо. И это не цветок.
– А вчера это разве был не цветок?
– Просто я творческий человек, – выдавила Гиацинта и приделала проклятому цветку второе ухо.
– Кто бы сомневался.
Гиацинта стала рассматривать, что же у нее получилось.