Все ведьмы рыжие, или Будь моей ведьмой[СИ]
Шрифт:
— Мне как всегда, — сделал «заказ» Стужев.
Широкая тарелка из белого фарфора, нож и вилка серебряные, мясо-гриль, рис белый рассыпчатый, листья салата, морские гребешки, три маленькие пиалочки с соусами.
Князь встал, помыл руки, и с грацией аристократа приступил к ужину. Мясо, сочное с кровью, было отрезано небольшим кусочком, затем наколото на вилку, туда же накололи стручок чего-то темно-зеленого, обмакнули все это в соус и протянули
— Будешь?
— Нет, спасибо, — я встала, взяла вилку и, вернувшись, тоже начала есть.
А потом Ромка сказал:
— И мозьна майозенку.
Стужев на слова Ромочки отреагировал странно. Внимательно посмотрел на него, потом на меня, мне же и было сказано:
— Я, конечно, не специалист в вопросах детского питания, но не рано ли этому шкеду давать «морозенку»?
— Майозенку, — зачем-то поправила я. Потом, опять непонятно с чего, вдруг начала объяснять: — Понимаешь, был момент, когда Катя, мама Ромки, поступила… — я запнулась, и прошептала, — не очень хорошо. Она потом одумалась и исправилась, но какой-то комплекс остался и теперь Ромке разрешает все, в том числе майозенку.
Почему-то Князь выслушал очень внимательно, и выражение лица было серьезным, а вывод:
— Значит майозенку… я правильно сказал? — молча кивнула. — Ага, то есть майозенку ребенку можно, а нормально кормить его мать отказывается? Хорошая попытка списать все на «чувство вины»!
Я оторопела, скатерка решила вмешаться:
— То есть майозенку я готовила зря?!
— Ну почему же, я съем, — невозмутимо ответил Стужев, продолжая пристально смотреть на меня.
В этот миг его уже пустая тарелка исчезла, а на ее месте явилось новое блюдо… Грибная поляна из шоколадного и сливочного мороженого, озерцо зеленоватого желе, в котором застыли рыбки из сухофруктов, и все это припорошено белым шоколадом.
— Майозенка моя! — сходу сориентировался Ромка.
— Отлично, а я Риту забираю, — вставил Князь.
Ромочка насупился, даже кулачки сжал, и выдал:
— Йита моя!
— Явно прослеживаются еврейские корни, — задумчиво произнес Стужев. — Дите, еще раз, медленно и с расстановкой — тебе майозенка, мне Рита, заметь, ты получаешь лучшее.
Малый подумал, и уверенно сказал:
— Йома!
Стужев вопросительно глянул на меня. Перевожу:
— Он не «дите», он Рома.
Князь невозмутимо протянул руку, Ромочка смущенно-удивленно-восторженно ее попытался пожать, Стужев выдал:
— Приятно познакомиться, я Алекса… дядя, в общем.
— Почему
Отняв руку у ребенка, который активно увлекся пожиманием, Стужев наклонился ко мне, и прошептал:
— Так если он свое имя исковеркал до неузнаваемости, представляешь, что с моим сделает? Так что пусть будет «дядя».
С трудом сдержала улыбку, нет, ясно, что Стужев сейчас просто прикалывается, но умеет же.
— Ладно, держи майозенку, — Князь протянул ребенку блюдо с кулинарным шедевром.
Но Ромка радоваться не спешил, и подозрительно глядя на Стужева исподлобья, хмуро напомнил:
— Йита моя!
— Жмот, — прокомментировал Стужев.
Ромка молча и требовательно посмотрел на меня, ожидая перевода непонятного слова. Я подумала и сказала:
— Живот. У дяди болит животик.
Малыш удовлетворенно кивнул, и, взяв ложку приступил к первому грибочку, Стужев же полностью развернулся ко мне и не скрывая подозрительности, протянул:
— Так, а ты уверена, что правильно перевела мне слово «Йома»? Ибо возникли у меня смутные сомнения в качестве твоей компетентности как переводчика.
Я посмотрела на Ромку, дорвавшегося до желе и рыбки из кураги и, несмотря на занятость прислушивающегося к разговору, посмотрела на Стужева и прямо спросила:
— Князь, а зачем ты собственно, няшка анимешная, явился?
Серые глаза потемнели, с лица исчез даже намек на улыбку и у меня грубо спросили:
— Марго, я тебя оскорблял?!
Ой, ой.
— Прости, — выдавила с трудом, — так зачем ты пришел?
Мрачный взгляд продолжал неприязненно буравить мое лицо. Затем Стужев соизволил дать ответ:
— Ты мне нужна сегодня.
— Йита моя, — напомнил недремлющий Ромка.
Я подтвердила кивком. Князь ответил злой ухмылкой, и потребовал у скатерти кофе. Мы посидели в тишине пока отечественное фентези глотало черную горькую жидкость, а потом Стужев соизволил задать вопрос:
— Маргош, у тебя платье есть?
Чуть подавшись к нему, я громко прошептала:
— Стужев, ты не поверишь — я девушка!
— Намекаешь, что оглашение твоей половой принадлежности я обязан логически связать с имеющимися в твоем гардеробе платьями? Но, Маргош, я тебя ни в одном не видел, так что вопрос обоснован.
Мы с Ромкой переглянулись, малый показал некоторым коричневый от мороженки язык, я бы тоже кое-что показала, но не буду.
— Есть платье, — хмуро ответила Князю.
— Длинное? — продолжил вопрос Стужев.
— Нет, — нехотя созналась.
Не люблю длинные юбки.
Укоризненный взгляд и ехидное:
— А говоришь «девушка». Хотя я заподозрил неладное, едва ты выразила сомнение во всеобщей ориентации нашей группы. Знаешь, у кого что болит… — и такая многозначительная пауза.
Сложив руки, я направила пристальный взгляд на харю фентезийную. Он сам начал, я вообще молчала.
— Прости, Князь, — мило улыбнулась, — видишь ли, я скрывать и не собиралась, а вот твоя скрытность вызывает грустные мысли по поводу трусости…