Все волки Канорры
Шрифт:
Когда трехглавый огр Мхуху одним огромным прыжком покинул портал, а вторым легко преодолел расстояние до противника, приземлившись едва ли не на головы тифантийским копьеносцам, и закрутился волчком, срезая древка, расшвыривая неудачников, попавшихся под руку, и сшибая тяжеловесных латников, как пустотелые кегли, он чувствовал себя таким же энергичным, веселым и жадным до жизни, как в дни великой обороны Пальп. Рогалики, думал он, пиная атакующего топорника, даже квадратные, не приносят такого глубокого удовлетворения. Справа от него, заставляя расступаться самых неуступчивых противников, рассекая волны нападающих, словно флагманский корабль, прошествовал гигантский древнеступ с пестрой будочкой на спине, и
* * *
Трудно чувствовать себя в полной безопасности на поле боя; и уж совершенный безумец станет думать, что все под контролем, когда в дело вмешались обитатели Преисподней, а все же Килгаллен рассчитывал, что отборные телохранители защитят его — ну хоть от кого-нибудь. Однако практика показала, что то ли телохранители у него были какие-то не такие, то ли королю Гриома просто ужасно не везло в тот день, но ему не удалось избежать одной из самых памятных встреч в своей жизни.
— Да гранаты у него не той системы.
Из к\ф «Белое солнце пустыни»
Он как раз отъехал в сторону от других командующих вторжением и попытался выяснить у гриомских офицеров, что происходит на Кахтагарской равнине и что следовало бы предпринять, потому что уже понял, что на победоносное шествие к Булли-Толли надеяться не приходится, а отступать поздно, да и некуда. Он озабоченно выслушивал донесение одного из генералов, прочно увязшего у северного портала в стычке с Альгерсом, Прикопсом, Лилипупсом, Ас-Купосом и, что кошмарнее всего, как докладывал срывающимся голосом молодой адъютант — с бесстрастным каменным чудовищем, по сути, скалой, которое скалой преграждало им путь к Харагримским холмам. Трехглазый хмурился, сомневаясь, какой приказ отдать своим командирам. Он еще не осознал всю тяжесть положения, но уже догадывался, что дела идут еще хуже, чем кажется на первый взгляд, и настроение у него было кошмарное, как у объевшегося сфинкса, который по этой причине не пролезает в родную пещеру. Даже Тукумос, который как раз хотел излить ему свои печали, глядя на его сердитое лицо, решил не рисковать, а адъютант мечтал скорее вернуться на поле битвы, чтобы не маячить на глазах у повелителя наиболее вероятным козлом отпущения. И те самые телохранители толпились у него за спиной, не желая попасть под горячую руку. Никто в эту минуту не счел бы Килгаллена подходящим собеседником, да он и сам так думал, и потому застыл фаршированной папулыгой, когда кто-то довольно бесцеремонно подергал его за край плаща и сказал:
— Здрасьте.
«Здрасьте» сказал Карлюза. А Левалеса и осел просто закивали головами. Ошеломленный король ответил «доброе утро», а затем к своему ужасу спросил «как дела?».
— Имеем поразительных предложений, — охотно заговорил маленький троглодит. — Изумляем широтой души: доход пополам — вам десять процентов, нам, что останется.
Левалеса поднял крохотный пальчик и сделался поучительно-коричневым:
— Грибиная плантация суть успех и процветение, а не такая горестная беда, как ваше нашествие.
Король оглянулся на телохранителей. Отборные воины, силачи и красавцы, призванные беречь своего повелителя от всякой напасти, согласно кивали плюмажами. Видимо, их заинтересовали перспективы, вкратце обрисованные сэнгерайскими предпринимателями, и, видимо, они уже были готовы согласиться с тем, что это нашествие — беда горестная. Килгаллен понял, что еще минута, и он утратит контроль над ситуацией, засуетился и допустил стратегическую ошибку.
— Какая плантация?! — рявкнул
Вот этого делать ни в коем случае не следовало. Был бы тут Юлейн, он растолковал бы ему, что есть вещи, которых желательно избегать — по мере возможности. Не стоит пренебрежительно отзываться о фасоне противоударной шляпки мадам Мумезы, особенно, в присутствии Наморы. Не надо совать руку в пасть дракону. Совсем лишнее — нырять в жерло действующего вулкана. И, если хочется жить и оставаться в здравом рассудке, нужно обязательно научиться уклоняться от обсуждения двух тем: воздвига и грибной плантации. Опытный уклонист запросто прокладывает такую траекторию движения, чтобы десятой дорогой обойти Мардамона и милых троглодитов. Но если избежать столкновения не удалось, нужно ловко прыгать в сторону, заметать следы и уходить огородами. И ни в коем случае не ввязываться в дискуссию. Но Юлейна рядом не оказалось — он проплывал над толпой вражеских воинов на могучем древнеступе, и был счастлив, как никогда. Чего нельзя сказать о его венценосном собрате.
Если Карлюза с Левалесой и удивились вопросу Килгаллена, то виду не подали, а принялись объяснять так подробно и обстоятельно, как умеют только сэнгерайские троглодиты, привыкшие к тому, что окружающим нужно все буквально разжевать и вложить в рот, чтобы быть верно понятыми.
— Наши грибиные плантации на ваших руинах имени камня на камне.
Про руины Трехглазый слышал впервые. Мысль ему не понравилось, но что-то в ней было такое, ужасающе верное, почти пророческое.
— Каких руинах? — хмуро спросил он, усугубляя ошибку.
— Генерал Топотан грозно поразит всех супостатей, — растолковал Карлюза. — Это есть привычка его победоносного ума.
— У него нет ума, у него один только гений, — напомнил Левалеса.
— Гения, — согласился Карлюза. — Потом они всем филиалом ринутся завоевывать вас, всех и вся. Будут камни, пепел, скелеты, руины, мхи, развалины и прочая территория, благоприятная для роста и развития грибиных плодов. Рекомендуем согласительство на выгодных пополамных условиях: вам десять процентов, нам вторая половина. Мардамон столько не даст.
— Кто не даст? — спросил Килгаллен.
— Вот он, — Карлюза показал ручкой на вершину пирамиды. — Стоит на воздвиге в ожидании кровавых жертв. После победы гения милорда Такангора покроет воздвигами из материала ваших руин всю страну. Вы где на карте королевствуете?
— В Гриоме, — потерянно ответил Трехглазый, с ужасом понимая, что тридцать шесть лет венценосной жизни не научили его противостоять троглодитскому напору и несокрушимой логике.
— Весь покроет Гриом воздвигами, — удовлетворенно сказал Левалеса. — И увьет бурфиками. Кучерявыми. Ими же пестроцветными.
— Зачем?
— Прикопса ради. Прикопс говорит, жертвы следует увивать.
— Жертвы, — сглотнул Килгаллен.
— Кровавые, — серьезно подтвердил Карлюза. — Кальфон вопияет сил моих нет, пускай тебе жертвы, только отстань — это Кальфон говорит. Это он Мардамону говорит.
Кальфона король знал. Он получил донесение из дворца Юлейна от потрясенного шпиона сразу после визита адского гостя и приблизительно представлял себе возможности Погонщика Душ. Теперь он приблизительно представлял себе и возможности загадочного Мардамона.
— Мардамон просит вспоможения вашими родными рупезами, — увещевал троглодит. — А мы вспомогаем выгодными процентами от себя вам.
Он помнил наставления Такангора, что в деловых переговорах нужно применять поочередно кнут и пряник. Посчитав, что вдоволь накормил потенциального партнера пряниками, Карлюза решил показать кончик кнута.
— Вы не говорите ни слова и тем самым молчите, — укорил он. — В этой тишине не слышу согласия. А в случае вашей противности мы раскинем плантацию на воздвиге. Мардамон уже да, остальные ко всему давно готовы.