Все-все-все и Мураками
Шрифт:
— А про дядю Борю?
— Про Борю — это классика. Вот, опять эгоизм мой, уж кому-кому, а ей мне в первую очередь надо было текст показать.
— Я про Пера Гюнта много слышала, а про Борю — в первый раз. Она плакала. Мне так жалко ее стало.
— Мать ей бумажку о его посмертной реабилитации послала. Сколько, говорит, можно?.. Сама, мол, скоро умру. Там такая история была. До войны бабушка Виолетта и мать моя, еще маленькая, жили в Москве. Они в одном доме жили. Бабушка, дедушка и мать в одной квартире, а Дези с Борей — в соседней, только въехали. Этот дом мой дед строил для актеров и работников театра Штальда. Боря писал пьесы для Штальда. Молодой талант, поэт.
— Я уже ничего не говорю. Потому что у меня слов нет.
— Ты смотрела мой текст?
— Я начала его читать, и меня… просто током…
— Так понравилось?
— Понравилось, но я не к тому.
— А к чему?
— Как тебе это в голову пришло?
— Что значит — пришло?
— Как ты это придумал?
— Я ничего не придумываю, я с натуры пишу, тебе как художнику, мне кажется, это объяснять не надо.
— Где же ты такую натуру взял?
— Что за вопросы? Натура внутри нас! Что, не знаешь? Вглядываться только внимательно надо.
— Я вглядывалась. А потом мне сон приснился про твою натуру… Еще до того, как я прочитала твой текст. Только мне это в стишках пришло во сне.
Митька говорит:
— Мам, я весь инет перелопатил… там только Пер Гюнт. Никакого Гюнтера Пера в помине и нет…
Полюшко говорит:
— Вот и я о том же. Ничего в помине нет… а есть совсем другое… или то же, но перевернутое. Ты текст мне отдай — я Дези свезу, обещал.
— Я тоже хочу дочитать.
— Дочитаешь. Я к этим сначала от Дези поехал. Никого нет дома. Витька дверь не открывает.
— Анжелка приходила ко мне после того, как ты ушел.
— С Муром?
— У них там какие-то непонятки.
— Уже началось, так быстро?
— Я не про это, там у них мистика сплошная.
— Вот и я о том.
— Даниил, ты что — дельфийский оракул?
— Нет, я питерский мессия…
После этих слов Митька решил удалиться. Встал и эдак любезно:
— Спасибо, все было вкусно.
Я:
— На здоровье, деточка. — И к Полюшко: — Они ходили к Коле в «Исход» и там что-то такое увидели.
— У Коли все что хочешь можно увидеть.
— Ты там бывал?
— Я там раньше часто тусовался.
— Я тоже была там несколько раз, но кроме мерзости ничего никогда не видела.
— Мерзость мерзости рознь, зависит, как на это посмотреть.
— По мне как ни смотри, мерзость всегда остается мерзостью. Но, конечно, если под градусом, то не так болезненно.
— Тут не в градусах дело, а в угле зрения. Там под разным углом все, хотя это и есть градус, угол от градуса зависит, тут ты права. Кольку черти частенько под этим градусом в подземелье таскают, он потом всегда чувствует себя
— Ты видел чертей?
— Конечно, кто же их не видел?
— Я имею в виду тех, конкретных, Колькиных?
— А что, у него есть конкретные, прикрепленные только к нему?
— Ну тех, местных, которые там у него?
— Я их не спрашивал, конкретные они или как? Знаешь, еще обидятся, каждый черт себя конкретным считает. Так же, как и человек.
— А ты у них что-нибудь спрашивал?
— Я у них ничего не спрашивал. Что у чертей спрашивать, какой с них спрос?
— Ты говоришь, частенько видел это. Сколько раз?
— Ну… несколько раз.
— И что, прямо сами тащили его в подземелье? Или как?
— Когда прямо, когда криво.
— А ты в подземелье не спускался?
— Нет, мне туда никогда не хотелось, не мое место.
— Анжелка и Мураками туда полезли, страху натерпелись, синий свет какой-то видели.
— Вот я и беспокоюсь. Заведет он ее к чертям на кулички.
— Они сейчас туда как раз пошли, с топором, дверь ломать.
— Среди бела дня — это хорошо.
— Почему?
— Потому что ничего у них не получится.
— Днем дверь нельзя ломать? Или что у них не получится?
— Двери ломать вообще нельзя, но тут не в двери дело.
— А в чем?
— Вот он говорит: занимаюсь мистикой в философском плане… А сам с топором отправляется чертей ловить среди бела дня, ну не дурак?
— А как надо?
— Я теперь философией не занимаюсь, но тут и коню понятно, что так эти дела не делаются.
— Они не чертей пошли ловить, они свет пошли смотреть, там что-то со временем у них получилось, какие-то провалы.
— Провалы со временем — это к кому за консультацией надо было идти? К Витьку. Он у нас сидит, пуговицы считает. Он бы все им как по маслу разложил. Но они же как же — сами с усами. Единороги, туманы, черепа, стены, тени, Кафки, стражи, пляжи, камни, черви…
— Ты читал его романы?
— Читал, и что?
— Это ты свой текст ему в ответ, что ли, написал?
— Ничего я ему в ответ не писал. Я писал так, как это есть, и все.
— Откуда ты знаешь, как есть?
— Есть надо, что есть. Ты вот говорила, тебе сон об этом приснился, откуда ты это знаешь?
— Что значит — знаю? Я как раз ничего не знаю, я всю голову сломала, я понять ничего не могу, я консультироваться ездила к девчонкам из «Взгляда на Восток». Они мне про Бардо Табол рассказали. Целую лекцию прочитали на эту тему.
— Теперь ты в курсе?
— Ну, не то чтобы в курсе, но так… кое-какой свет забрезжил.
— Когда я блуждаю в Сансаре под властью непреодолимых иллюзий,На путь Света, уводящий от страха, ужаса и трепетаДа выведут меня…Когда я один, вдали от близких друзей, блуждаю здесь,Где появляются пустые облики моих собственных мыслей,Когда из-за плохой кармы я познаю страдание,Да рассеют его божества-хранители.Когда я, беззащитный, вынужден буду следовать своей карме,Милосердный и Сострадательный, умоляю, защити меня.Когда кармические склонности причинят мне страдания,Да придет ко мне осознание и не будет ни страха, ни трепета,Да придет уверенность бесстрашия и осознание Бардо,Да воссияет блаженство Чистого Света…