Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв
Шрифт:
— К убийству Флетчера? Нет, не думаю. Вы сказали, что хотели о чем-то поговорить с Флетчером?
— У меня неприятности. Какие-то провалы в памяти. Могу описать это только определенным способом. Кажется, я не способна сопротивляться доктору Барнхоллу.
— Не волнуйтесь, миссис Джустус. Это как раз часть того, что мы изучаем. В надлежащее время мы разберемся с этим…
— Но ведь он занимается этим со МНОЙ! Вы что, не понимаете? Возникли какие-то дыры в моих днях — я не могу отчитаться за то, что делала в это время! Это… я…
— Есть вещи, о которых,
— В том же самом кафе?
— Превосходно. Самое раннее, когда вы там можете быть?
— Если вы придете, то буду там в девять.
После бессонной ночи случилось то, что впервые за все время, когда они были вместе с Джеком, она не смогла рассказать ему о происшедшем…
— Ладно, — сказала Вивьен Коновер, — что мы будем делать, когда придет полиция?
— Никакой полиции не будет, дорогая.
— Когда они найдут вора, который забрался в этот кабинет…
— Не найдут. Там не было ничего ценного, кроме твоих часов. А те пленки, они ничего не стоят. Зачем ты снимала часы?
— Они натерли мне запястье. Ты оставил дверь незапертой. В сущности, мы вообще не должны были там находиться.
— Мне хотелось наблюдать за Барнхоллом.
— Ты не доверяешь ему?
— Я, в первую очередь, хотел проверить его эффективность. Он слишком долго здесь околачивается.
— Не много же мы увидели.
— Вообще-то нам придется уехать после этой кражи… Но это не опасность. Полиция вряд ли будет искать вора. А если они это сделают, у них нет возможности через него выследить нас.
— Пока все это — бесполезный риск.
— Не совсем. Я слышал и видел достаточно, чтобы убедиться, что Барнхолл первоклассный специалист, как он сам утверждает.
— Надеюсь, что это так.
— Я куплю тебе новые часы. На них будет в два раза больше бриллиантов. Тебя это радует?
— По-моему, ты забыл, что на часах стояли мои инициалы. И те пленки тоже могут кого-нибудь заинтересовать.
— Да какая от них польза мелкому воришке? Он, наверное, сразу выкинул их.
— Ты настолько уверен, что это был МЕЛКИЙ воришка?
— А кто же еще?
Этот разговор происходил в номере Вивьен Коновер в отеле «Грэймор» между ней и красивым, похожим на иностранца молодым мужчиной, который имел несколько имен, но в данный момент пользовался именем Андре Дюбуа. Оба они были одеты в одинаковые пижамы. Но если они до этого и занимались любовью, то сейчас Андре сидел, скрестивши ноги на кровати, а Вивьен ходила взад и вперед по номеру; ее восхитительные ноги двигались быстрыми, короткими шагами.
— Мне это не нравится, — проговорила она. — И начинает не нравиться все больше и больше.
Андре Дюбуа отнесся к ее словам с веселой насмешкой. У него был взгляд человека, абсолютно уверенного в себе.
— Что тебе не нравится, мой ангел?
— Все это.
— В таком случае, давай разберем это понемножку, не торопясь. Первое: ты понимаешь, почему я не могу появиться на сцене?
Вивьен чуть
И она сказала:
— Я это понимаю.
Он все время бросал быстрые взгляды на ее стройные ноги, и когда она проходила рядом с постелью, протянул руку и схватил ее за запястье.
— Не обижайся, — пробормотал он. — Давай…
— Сейчас не время!
Она отбивалась от него до тех пор, пока он не сплел ее руки в беспомощный узел. Когда она затихла, он удовлетворенно улыбнулся и насмешливо посмотрел ей в лицо, словно имел дело с непослушным ребенком. Небрежно поцеловал ее.
— Эй, любимая…
Было очевидно, что он «столковался» с ней, снова подчинил своей власти при помощи самого надежного оружия — самого себя. Вивьен оказалась неспособной к сопротивлению, хотя временами она восставала. Его пальцы отработанно-четким движением сбежали вниз по ее гладкому телу. Сопротивление кончилось.
— Ты — ублюдок. — Ее голос звучал безнадежно.
— Сейчас, сейчас, дорогая, — насмехался он. — Ты должна быть реалисткой. Ты должна знать, что нельзя любить без ненависти. Эти два чувства прекрасно сочетаются.
— Твоя философия такая же фальшивая, как и твой французский акцент.
— Однако я должен гордиться и тем и другим, поскольку приобрел их без чьей-либо помощи. В то время как других детей любили и лелеяли, я носился по улицам. Проходил суровую школу жизненного опыта.
— О, замолчи! — поморщилась Вивьен. — Не надо этого!
Но он и не собирался снова возбуждать ее и не применял никаких приемов, чтобы довести Вивьен до неистовых любовных судорог, мук и страстных проклятий, которыми отмечались интимные моменты их отношений. Не было времени.
Тем не менее каждый раз его изумляли таящиеся в Вивьен глубины, которые проявлялись в эти моменты. Она была изысканной девушкой — с хорошим происхождением, превосходным образованием, прекрасным домом. Где же, в таком случае, она научилась языку сточных канав? Как ей удавалось совершенствовать свою технику любви до такой изобретательности, которая смутила бы самого де Сада и определенно заставила бы Кинси [24] добавить к своей книге еще одну главу?
— Успокойся и расслабься, милая, — тихо говорил он, легко целуя ее. Сознание того, что именно он настолько вдохновляет Вивьен, приятно щекотало его эго. Его также смущало, когда он наблюдал, как образованная сдержанная молодая женщина превращается в его объятьях в такое дикое животное.
24
Альфред Кинси — автор известного исследования «Сексуальное поведение женщин» (1953 г.), получившего огромный резонанс в прессе, а также в культуре и общественном сознании.