Все женщины — химеры
Шрифт:
Я сказал тоскливо:
— Да какую игру… Я чист как стеклышко, через которое можно смотреть даже на солнце… Все мои желания, это лежать на диване и смотреть футбольные матчи! Разве не видно?
Она посмотрела на меня внимательно.
— Знаешь, видно. И я тебе верю.
— Так чего?
— Я тоже не хотела лезть в вонючее болото, — пояснила она, — там в подземных коммуникациях. Хотелось просто полежать на травке под ласковым солнышком! Но полезла, как и тогда в учебке, чтобы закончить полосу препятствий,
— Понял, — буркнул я. — Но только я не элитный спецназ. Я вообще гуманист и гедонец. И стрелять ни в кого не хочу.
— Но выстрелишь, чтобы не дать выстрелить в себя?
— Любой выстрелит, — огрызнулся я. — Но я сижу и никого не трогаю! А не лезу вышибать двери и ловить террористов. В таких овечек, как я, никто не стреляет.
Она сказала почти нежно:
— Успокойся, я ни в чем тебя не обвиняю.
— Ты меня гнетешь подозрениями, — сказал я горько, — и угнетаешь намеками. А я такой ненамекаемый, самому тошно. Ладно, давай, утешай меня! Только ласково.
— Обойдешься, — сказала она. — Пора за дело. Ты не хочешь что-то добавить? А то если транскорпорации первыми доберутся до залежей таких алмазов, мне и подумать страшно…
— Нет никаких залежей, — отрезал я. — Я не геолог, но я эстет, тонко чувствующий, и мои чувства говорят, что нет залежей. Кто-то разграбил древнюю гробницу. Тамонхаимлю, Ашурбанипалью или Гильгамешью — мне все равно, но это единичный экземпляр!..
Она спросила ехидно:
— Тогда откуда он взялся? Алмазы не появляются поодиночке. Они в так называемых алмазных трубах.
— Метеорит занес, — отпарировал я.
— Почему не было сообщений?
— В древней древности, — пояснил я. — Что, съела?.. Знаю, тебе бы самой хотелось найти залежи таких алмазов, чтобы… отдать родному правительству!
— Науке, — отрезала она. — Бюджетной, а не той, что работает на олигархов!
— А какая разница?
— Олигархов не наука интересует, а то, что они от нее получат!
— Ладно-ладно, — сказал я, — но не случайно же самые лучшие научно-исследовательские центры по чему ни возьми — в руках корпораций? Значит, толстосумы о науке заботятся лучше чиновников и прочих казнокрадов.
Она поморщилась.
— Слово какое откопал… казнокрады… Последним его Салтыков-Щедрин употребил?
— Я же человек культурный, — отпарировал я. — У меня крупные запросы! Чем жопа шире… В общем, я лучше подожду, когда они все успокоятся. Как думаешь, я мудер?
— Дурак, — сказала она с отвращением.
— Да ладно, — сказал я, — у тебя задница пусть не самая широкая в мире, но какие формы!
— Дурак, — повторила она с нажимом. — Они не успокоятся, пока есть шанс высокой прибыли. Маркса не читал?
— А это хто?..
— Не знаю, — огрызнулась она, — слышала,
Я охнул:
— Ну спасибо! Ты такая ласковая…
— Я да, — согласилась она, — а вот жизнь нет. Она вся по Дарвину.
— Я креационист, — возразил я. — А дарвинизм — для грузчиков… Ладно, пойдем в постель. Почешешь меня еще разок, а там и спать пора. Это тебе хорошо, а у меня жизнь видишь какая? Хоть танцуй.
Из постели она выскочила, свежая и быстрая, как белка, ничуть не страшная без макияжа, теперь он наносится чуть ли не навечно, а снимают только в случае, чтобы нанести другой, еще страшнее, если на наш справедливый мужской взгляд.
— Доброе утро, — сказал я, — господин начальник.
— Гражданин начальник, — поправила она. — Привыкай.
— Сколько дадут? — поинтересовался я.
— В зависимости, — ответила она важно.
— От чего?
— Сколько убил, — объяснила она обстоятельно, — сколько зарезал, сколько удушил…
— Ух ты, — сказал я пораженно, — а я-то думал, за это правительственные награды вручают в актовом, прости за такое неприличное слово, зале!
— Это если не наших, — уточнила она. — А за наших — тюрьма строгого режима.
— А как отличить наших от не наших? — спросил я тоскливо. — Все в мире так быстро меняется…
— Нужно слушать руководство, — объяснила она. — Там виднее. А если попытаешься сам, то запутаешься. Мир теперь такой сложный, ты как-то вдруг угадал.
— Я думал, ты сама начальство.
Не слушая, она отправилась на кухню готовить обед, через час ей на дежурство, опаздывать рискованно, можно потерять работу. По строгому и деловому ее разговору по смартфону я понял, докладывает начальству о звонке главы транскорпорации, потом где она и по какому делу.
После доклада начальству позвонила еще раз, на этот раз почти щебетала, ага, это мужу, но щебетала как-то по-деловому тоже, впрочем, брачные узы давно уже не узы, а современный брак совсем не то, что даже у наших родителей, живущих по древним канонам прошлого десятилетия.
Пока мы кушали, ответила еще на пару звонков, но похвалила мой кухонный комбайн, в котором все рецепты мира, но я заметил холодок в ее голосе, да и сам понимаю, что если мужчина хорошо разбирается в еде, то это уже не мужчина, это втолковывал ей вчера зря, сама знает.
На выходе из дома чмокнула меня в щеку, но ловко вывернулась из моих рук.
— Нет-нет!.. Я на дежурство. Не отключай запись и следи, чтобы кто-то не отключил. Мы разберемся, что за мадридские тайны вокруг твоего парижского двора.