Все женщины - химеры
Шрифт:
Она зябко передернула плечами.
– Это ужасно!… Женщины всегда должны заботиться о мужчинах! А о чем еще заботиться?
– Золотые слова, - повторил я с чувством.
– Прошу вас.
Уже не опираясь церемонно, она взяла меня под руку, я повел ее к своей комнате, чувствую, как прикасается к моему локтю горячей полной грудью.
Пока я открывал дверь, она успела сообщить, что уже побывала дважды замужем, мужья погибли в неких войнах, сейчас ее снова намерены выдать замуж, а пока что гостит у своего любимого
Прекрасно, мелькнуло у меня. Она говорит извиняющимся тоном, но для меня, гуманиста и демократа, конечно же, такая женщина, побывавшая замужем, куда интереснее, чем девственница, но здесь такую простую и ясную истину понимаю, наверное, только я, такой умный и нарядный.
Сочная, роскошная, начавшая полнеть, но пока еще в самом соку, она в самом деле скрасила мне ночь, по крайней мере начало, а потом я отрубился и заснул мертвецки.
Думаю, леди Бавию это не обескуражило, обычно мужчины отрубаются еще раньше, а я еще и поговорить успел, хотя и заплетающимся языком.
Ночью ощутил чье-то присутствие, проснулся и, не шевелясь, открыл глаза. Вроде бы никого, а то, что проплыло едва заметным облачком через спальню, ушло в стену и пропало из виду.
Но сердце стучит учащенно, что-то жизнь становится все беспокойнее. Как бы я ни старался держать морду кирпичом, а хвост пистолетом, но себе-то могу признаться, что страшновато.
Рядом вздохнула, шевельнулась и распахнула глаза леди Бавия.
– Юджин?
– прошептала она.
– Не спишь?
– Да…
– Что случилось?
– Да так, - ответил я.
– Завтрашний день планирую. С детства научили. Надо представлять, с чем столкнешься.
– Потому и не спится?
– шепнула она.
– У тебя хорошие родители.
– Я тоже ничего, - сообщил я.
– Это я уже знаю, - ответила она.
– Успокойся, спи. Мужчины умеют находить выход. У тебя все получится…
Я слушал ее ласковый щебечущий голос, она с чисто женским участием старается утешить и отвлечь от тягостных мыслей, а я все еще горячечно пытался понять, что это было, что меня ждет утром, как поступить и что нужно задействовать, но ее старания в конце концов рассеяли тревогу, я обнял ее мягкое горячее тело, прижал, а она гладила меня по голове и плечам, говорила что-то ласковое и участливое.
Проснулся я в тот момент, как за окном едва-едва начал сереть слабый рассвет. Поцеловав спящую, укрыл ее одеялом, подоткнул под спину и, поправив подушку, торопливо оделся и выскользнул в коридор.
Когда заканчивал седлать коня, явился заспанный Фицрой, в волосах застрявшие соломинки
– Доброе утро, - сказал я бодро.
Он в изумлении распахнул глаза.
– Я думал, - сказал он сонным голосом, - придется будить…
– С чего бы?
– Я же видел, с кем ты пошел…
– Мужчина, - сказал я твердо, - не должен обращать внимание на то, что ест, и на то, с кем
– Гм, - сказал он с сомнением, - совсем-совсем?
– В идеале, - ответил я.
– Мужчина, который разбирается в еде, не мужчина, а говно какое-то.
Он вздохнул:
– С этим согласен. А вот с кем спать…
– Не демократ ты ищщо, - сказал я с сожалением.
– Дикий пока что человек. Наверное, вообще только с женщинами?
Он вытаращил глаза, а я хохотнул и начал пристраивать справа и слева от седла мешки с гранатами.
– Свинья ты, - сказал он обиженно, - и шуточки у тебя какие-то свинские.
Я посмотрел с иронией, а он фыркнул, подхватил седло и пошел к своему коню. Я вздохнул с облегчением, здесь такие друзья, что не променяют дружбу на понятные и доступные удовольствия.
Заря здесь страшноватая, никакой милой скромной алости, как на щечках молодой девушки, которую потрогал за, а страшноватый багрянец, что нарастает и нарастает, уже все небо горит и плавится, и вот тогда- то наконец выдвигается огромное оранжевое солнце, просто пугающе исполинское, а багровым мир кажется из-за быстро вылезшего белого, никогда не думал, что оранжевый и белый дадут зловеще-багровый цвет, но, наверное, белый он не совсем белый…
Кони идут по утренней свежести в охотку, сами переходят в галоп, когда есть где разогнаться, приходится сдерживать, чтобы успевать пригибаться под проносящимися сверху суковатыми ветвями.
Фицрой все чаще поглядывал на меня искоса, он не из тех, кто может подолгу ехать, углубившись в глубокие размышлизмы, наконец поддал коня так, чтобы стремя в стремя.
– Как тебе хозяева?
– Милые люди, - ответил я.
– Хотя что-то скрывают.
– Это заметно, - согласился он.
– Для того и забрались в глушь. А манеры у них столичные.
Да и нравы, мелькнуло у меня. Здесь женщин принято долго и упорно добиваться, а леди Бавия пошла со мной в постель так просто, словно в какой-то части этого королевства победила вполне развитая демократия.
Хотя это может быть и потому, что была дважды замужем, скоро отдадут в третий раз, ее не спрашивая, и она спокойно ложится в постель, потому что все мужчины одинаковы…
Фицрой вдруг хмыкнул, спросил с живейшим интересом:
– Спихнешь на меня свои владения, а сам что? В странствия?
Я пробормотал:
– Если честно, даже и не знаю.
– Чего так?
– Понимаешь, - сказал я с неохотой, - я жил хорошо и как бы счастливо… в обычном понимании… я же человек обычный, хотя сам считаю себя необычным и замечательным, но так считают почти все мужчины… а теперь и многие обнаглевшие женщины.
Он хмыкнул:
– Они всегда так считали.
– Но помалкивали, - сказал я, - в общем, я зря побывал учеником Рундельштотта… Что-то во мне изменилось.
– Заколдовал тебя?