Всеблагое электричество
Шрифт:
— Прозвище. Это не имя, а прозвище, — возразил я и покрепче зажал под мышкой переделанный в огнемет баллон.
Лицо противника в ответ на это утверждение осталось совершенно бесстрастным. Аристократической утонченности в нем не чувствовалось, скорее, он походил на преуспевающего дельца или театрального импресарио. Тоненькие усики были щеголевато завиты, брови выщипаны, дорогой костюм алел свежей гвоздикой в петлице.
Среднего роста, плотного сложения, ухоженный.
Обычный.
Все портили глаза.
Не смерть, нет. Беспомощность.
Обычному человеку нечего было противопоставить существу, именовавшему себя Лазарем. Сиятельному, впрочем, тоже.
— Прозвище? — Вампир склонил голову, раздумывая над моим утверждением, потом покачал головой. — Нет, не прозвище, — произнес он. — Как некогда папы при интронизации брали себе новые имена, так и я, вступая в новую жизнь, выбрал это имя. Меня зовут Лазарь, и никак иначе. За долгие века это имя стало частью меня. Оно значит несравненно больше, нежели полученное при рождении.
Вампир небрежно махнул рукой и направился в обход саркофага; мы попятились, не позволяя ему приблизиться. Выход из зала теперь оказался открыт, но опрометчивая попытка бегства ничем, кроме мучительной гибели, закончиться не могла. Человеку никогда не сравняться в скорости с потусторонней тварью.
— Может, гранатой? — шепнул мне Рамон.
Лазарь услышал.
— Хотите окончательно испортить мой костюм? — фыркнул он, переступая через дымящееся тело мавра. — Валяйте! Кидайте свою гранату! Виконт, у меня к вам и без того длинный список претензий, хуже не будет.
— Длинный список? Позвольте узнать какой? — поинтересовался я, не решаясь пустить в ход огнемет.
Вампир вел себя неправильно. Он не боялся огня, точнее, я не чувствовал в нем этого страха. Лужу горящего керосина он обошел совершенно спокойно, даже не покосился под ноги. И он курил! Он — курил!
— О! Большая часть этого списка вам прекрасно известна! — заявил Лазарь. — Но если по существу, то не стоило вам, виконт, ломать чужую игру. Такое не прощают.
— Какую именно игру, не просветите? — спросил я.
Но вампир только покачал головой.
— Нет времени на разговоры, — объявил он.
И тогда я рванул рычаг, поджигая запал. А миг спустя в атаку ринулся Лазарь! Одним стремительным движением он подскочил к саркофагу, но в лицо ему уже ударила струя загущенного керосина. Пиропатрон воспламенил горючую жидкость; вампира обдало огнем, и он закрутился на месте, объятый пламенем с ног до головы.
— Беги! — рявкнул я Рамону, а сам попятился, продолжая заливать пылающей смесью потерявшего ориентацию кровососа.
Ревело пламя, в лицо веяло невыносимым жаром, но Лазарь и
Двадцать секунд геенны огненной не причинили ему никакого вреда, но за это время мы с Рамоном успели добраться до выхода из зала. А там огнемет выдал последнюю порцию керосина и умолк, лишь продолжал впустую сыпать жгучими искрами пиропатрон.
Лазарь сплюнул огнем и хрипло рассмеялся:
— Чтобы остановить меня, понадобится нечто большее, нежели греческий огонь!
Я не стал слушать его, а развернулся и бросился наутек.
Сзади послышался стремительный перестук чужих шагов, но я не оглянулся, лишь выхватил из кармана ручную гранату и юркнул в узкий лаз под колоннами, а когда выскочил на другую сторону завала, в пальцах оставалась только чека.
— Беги! — крикнул Рамону, и тотчас за спиной хлопнул приглушенный взрыв. Колонны не выдержали и просели, погребая под своими обломками вампира, но у меня не было никакой уверенности, что они сумеют надолго его задержать.
— Беги! — вновь крикнул я и припустил на выход.
Рамон без промедления ринулся следом.
Мы взлетели по лестнице; едкую гарь сменила затхлость подземелья, и наконец получилось хоть немного отдышаться. Откашливаясь и перхая, я очистил легкие и глотку, пропустил вперед Рамона и с новыми силами рванул вслед за напарником. Скакавший по стенам луч электрического фонаря то тут, то там высвечивал оставленные им белые метки, и эта путеводная нить позволила не блуждать в подземном лабиринте, а нестись прямиком на выход.
Небольшая предусмотрительность, способная спасти жизнь.
А времени и в самом деле оставалось в обрез — когда добежали до обугленных останков бхута, откуда-то издалека донесся отголосок нового обвала, а следом — совершенно нечеловеческий вопль, полный яростной злобы.
Частое эхо крика вонзилось в спину десятком призрачных ножей, пришпорив нас, словно загнанных лошадей. Катастрофически не хватало дыхания, ноги налились свинцом, отбитая ступня взрывалась болью при каждом шаге, но я бежал, бежал и бежал, стараясь не упустить из виду скакавшее перед Рамоном яркое пятно фонаря.
Каким чудом хватило сил добежать до выхода из катакомб, просто не представляю. Не иначе помог страх; страха было хоть отбавляй.
У отвесного подъема Рамон дождался меня и подсадил, я ухватился за веревку и полез вверх. Малый вес и длинные руки и ноги давали неплохое преимущество, и выбрался я в пещеру, намного опережая напарника. Но, как ни хотелось в изнеможении повалиться на пол, разлеживаться не стал, вместо этого вцепился в трос и принялся вытягивать его, помогая подняться Рамону.