Всечеловеки и несколько дурак

Давно хотела написать о стуле. Но, сегодня звезды расположились в правильном порядке и соединились отрезками их образующими в равнобедренный треугольник, так как случился ремень. Пожалуй, все по порядку.

В нашем подъезде стоит стул. Стул очень старый. Наверняка, он когда-то был другого цвета, но заботливый хозяин стула, не желая его отнести на помойку, покрасил его белой краской, и хотя стул даже под краской рассыхался и хотел уйти на заслуженный покой, собственник стула продолжая его любить, написал темно-фиолетовым маркером свою фамилию: Читаловски. Почему-то, свою фамилию владелец стула начал писать не с начала спинки, а будто задумался, писать или нетю, и немного отступив, решительными буквами начертил свою собственность. Букве «и» пришлось сжаться и стать похожей на кавычки. На стуле всегда лежит веточка.

Хозяин стула Читаловски любит садиться или в подъезде, или перед домом на свой любимый старый стул и веточкой рисует одному ему видимые картины, низко опустив голову.

Читаловски Георги – мой сосед с тринадцатого этажа. Ему за шестьдесят. Он работал сварщиком в Сургуте, где встретил Нину, на которой женился. Много лет они работали вместе на стройке: он сварщиком, она крановщицей. Дети-погодки, девочка постарше и мальчик, родились в болгарском общежитии Сургута. Когда я переехала в этот дом, детей у Читаловски уже не было. Соседи сказали, что за один злосчастный год Нина и Георги потеряли обоих. Девушка погибла в автомобильной катастрофе, а парень, родившийся с пороком сердца, несмотря на все усилия родителей, не дожил до своего четырнадцатилетия. Георги и Нина похожи друг на друга. У них глаза огромной больной собаки. Раньше Нина и Георги сидели у дома на скамейке. Сейчас Нина почти не выходит из дома, болеет. Георги выходит один, садится на свой стул и рисует веточкой картины в воздухе

Когда я возвращаюсь с работы и захожу в подъезд, он вздрагивает, устало поднимается, кладет веточку на стул и говорит мне: «Пойду домой, Нина болеет». У меня нет сил что-то ему ответить, я просто желаю ему спокойной ночи и выхожу на своем этаже.

Теперь ремень. Ремень я купила в одном рокерском магазине, отдав крупную сумму денег. В ремень я влюбилась сразу и бесповоротно. Ремень – темно-коричневый из мягкой кожи с большущей серебрянной пряжкой, на которой написано «Doors».

Сегодня вызвали в школу с жалобами на неудовлетворительное поведение трудного подростка. Поведение подростка по словам учительницы в шелковой блузке с деревянными бусами выражается в прогулах, курении во дворе школы, отсутствии мотивации и многого другого. Пока шелковая блузка рассказывала о своем неудовлетворении, а деревянные бусы возмущенно колыхались в такт ее словам, я думала о том, что сейчас, придя домой, наконец-то использую свой рокерский ремень по его прямому назначению, потому как настало время переходить на крутые меры. Деда моего, Николая, прадед Егор ремнем лупцевал и ничего! Честным и порядочным человеком стал, души в своей семье не чаял. В ярости зашла в подъезд и увидела пустой белый стул с веточкой. Долго смотрела на стул и курила. Когда пришла домой, сказала трудному подростку: «Давай кофе выпьем, поговорим просто».

Я желаю всем, чтоб у вас всегда в доме был ремень и никогда не было такого белого стула с веточкой, которой рисуют картины.

Мне нравится суббота. Мне нравится неторопливо пить крепкий кофе на балконе, откуда открывается потрясающий вид, пусть даже если хлещет косой дождь и серые многоэтажки монстрами надвесилисъ над мокрым городом.

Существенный изъян субботы – вдруг обнаружить, что нет сигарет. «В жизни есть некоторые вещи, которые должны существовать вместе», как сказал О. Генри. Банница* и боза*, ракия* и шопский салат*, вино и луканка*, пиво и жареная килька, Черное море и Бургас, политики и педерасты, ну и, бесспорно, кофе и сигареты. Из-за отсутствия сигарет у меня случается внезапный приступ невозможности дальнейшего существования и обостряется застарелая ностальгия. Смотрю в окну и вижу внизу ларек с сигаретами. Как хочется в любимой пижаме с помятым Моррисоном стремительно проехаться по гипотенузе с одиннадцатого этажа к ларьку за сигаретами! Но, приходится бежать по двум катетам, беззаботно накинув на Джима Моррисона косуху и обув раздолбанные кроссовки. Раннее дождливое утро позволяет быть беззаботной. Неотремонтированный дом спит после пятидневной безысходицы. Внизу, в подъезде – мой сосед Марин и талисман нашего дома, ответственный по продовольствию, кот-сумоист. Марин глубокомысленно тянет кофе из пластикового стаканчика вприкуску с дешевой самокруткой. Талисман дома задумчиво уминает кефир с размякшим хлебом из коробки, в которой, судя по этикетке, было мороженое. Кот-сумоист сразу догадался, что у меня из продовольствия ничего и, презрительно ощетинив усы-проволоки, продолжил свой задумчивый завтрак, но Марин не прочь поболтать.

Контев, оссушив махом остатки кофе, предлагает мне подождать в подъезде в компании чавкающего кота-сумоиста, пока он сбегает в ларек за кофе и сигаретами в обмен на общение.

От Марина избавиться непросто, да и дождь хлещет…

Пьем кофе и курим. Кот-сумоист, оссушив коробку с хлебным кефиром, тщательно вылизывается. Неспешная болтовня в субботу в рваных паузах оглушительного дождя

Сосед говорит, что его выгнали с работы. Контев обозвал способ сварки трубы, предложенный шефом, идиотским, а он, Контев, отличный сварщик много лет и без документов знает как правильно заваривать трубу. Шеф настаивал. Марин заковыристо высказался по поводу умственных способностей своего начальника и Контева послали далеко и, что хуже всего, без зарплаты.

Лениво закурили вторую. Вдруг, мой сосед выпучил глаза и весь эдак заполошился, что кот-сумоист перестал умываться

и ошарашенно уставился на Контева. Но, я-то знаю Марина еще до того, как тщедушный заморыш стал уважаемым и высокомерным котом-сумоистом, наводящим ужас на облезлых кошек, бродячих собак и подвыпивших прохожих. Я равнодушно докуриваю сигарету. Контев говорит, что он, дескать, пистолет газовый надумал купить, жаль что денег нет, а то список неугодных людей у него давно есть и начальник-идиот с незаваренной трубой тоже в списке этом имеется. Между прочим, если мне надо кого включить в список этот, то завсегда пожалуйста, он, Марин, может посодействовать. «Ладно», – отвечаю – «я подумаю кого».

Допиваем кофе и прощаемся.

В болгарской жизни есть некоторые вещи, которые должны существовать вместе: банница [1] и боза [2] , ракия [3] и шопский салат, вино и луканка [4] , пиво и жареная килька, Черное море и Бургас, политики и педерасты, кофе и сигареты. Пожалуй, есть еще некоторые люди, которые должны существовать вместе: я и Марин Контев, например, в субботу. Ну и кот-сумоист. В доме таком живем, необыкновенном.

История эта обыкновенная началась поздним утром накануне Рождества. Сплошь и рядом писатели в начале таких обыкновенных историй в ненужных подробностях описывают погоду или ландшафт, ноя – не писатель.

От ненужных подробностей у меня случается жуткая зевота и я стараюсь перепрыгнуть страницы, где рассказчик добросовестно посвящает читателя, что всходит яркое солнце, или падает пушистый снег, или идет проливной дождь, или еще какая-нибудь похожая канитель. Таких бедняг-рассказчиков мне становится искренне жаль, ведь чтобы досконально описать ландшафт или погоду, требуется перелопатить географию, биологию и черт знает еще сколько других полезных наук, чтобы держать в заточении читателя, прежде чем перейти к самой сути дела. Так вот, накануне Рождества поздним утром я бодро возвращалась домой из продуктового магазина и волокла два огромных пакета снеди к праздникам. Захожу в подъезд и вижу соседа моего с десятого этажа Марина Контева. Стеганый заношенный до лоска жилет с редкими пуговицами Марина распахнут поверх линялого спортивного костюма трудно определяемого цвета. На груди толстовки криво размазана зеленая надпись «ybibas». Самая яркая из всех, буква «у», энергично начинает загадочную надпись с правой подмышки, а самая бледная буква «б», у которой несправедливо украли почти всю краску ее бойкие подружки, мутно растворилась в левой. Дурацкие резиновые шлепанцы с вздернутыми носами обуты на черные шерстяные носки. Рядом с Марином под почтовыми, рассохшимися от старости, ящиками примостился талисман нашего дома, кот-сумоист. Контев угрюмо пьет дешевый кофе из пластикового стаканчика и курит вонючую самокрутку. На полу вылизанная упаковка с кефиром и горстка раздавленных окурков. Судя по всему, Марин и кот-сумоист в подъезде давно. Контев, не здороваясь, кивнул мрачно на мои покупки: «К праздникам? Слушай, дай в долг сто левов, а? Отдам частями.»

Я и продукты возмущенно остановились. От нашего возмущения проснулся кот-сумо-ист. Я поставила пакеты на протертый линолеум, достала из кармана куртки пачку сигарет. Сосед галантно зажег спичку. Я прикурила и говорю Марину: «Я тебе в прошлом году дала пятьдесят левов в долг, а ты мне семь месяцев возвращал, едрить твой сварочный аппарат! Я че тебе папа Карло и на мандалине здесь играю?! Сама пашу как сто китайцев, а еще ты со своей безработицей!»

Мой сосед – отличный сварщик, но поскольку у него нет хоть какого-нибудь документа, подтверждающего его умения, Контев, мыкаясь с одного места на другое, не может устроиться на постоянный заработок. Марину за пятьдесят. Он живет со своей второй женой и сыном подростком в муниципальной крохотной квартире. Контева знает весь наш восемнадцатиэтажный дом. За скромную плату он всегда готов кран починить, трубу заварить, замок вставить или люстру повесить. Жена Марина работает уборщицей в гостинице. С ней, по его словам, у Марина вечные скандалы из-за денег.

Контев редко бывает дома. Он или проводит время с котом-сумоистом в подъезде в надежде заработать мелким ремонтом у соседей, или сидит в старом опеле около дома, слушая заунывную музыку. Соседи знают где найти Марина, когда потек кран или засорилась канализационная труба и в случае крайней необходимости, готовы выслушать душераздирающие рассказы сварщика о его непростой семейной жизни и заплатить не только за ремонт, но и вручить Контеву сливовую ракию. Да…, – сказал Марин. – Работы нет. Тебе дома ничего починить не надо?