Всечеловеки и несколько дурак

Кофеджийска Пофигина

скотча однажды вечером, когда все праздновали успех одной исключительной сделки. Майк сказал: «You are absolutely fucking right». Проработав таким динамичным образом все лето, нас – Майка, мужа и меня, собственник компании, Саймон, пригласил на работу в Якутск.

В октябре девяносто седьмого мы прилетели в Якутск. Температура воздуха была минус тридцать градусов. Первый месяц мне казалось, что я чем-то смертельно больна и я совершенно серьезно думала, что я откину ласты при таком морозе. Нас поселили в одну большую квартиру с общей кухней и ванной комнатой. Жили и работали мы в Якутске шесть месяцев. Через две недели после скольжения в своих дорогущих туфлях по льду, Майк слетел с лестницы и сломал два ребра. Он решил, что ехать в Лондон не имеет смысла, потому как работники якутской скорой помощи объяснили ему, что загипсовать ребра нельзя, через две недели, дескать, заживет, а можно делать обезболивающие уколы. Я, по неизвестным до сих пор для меня причинам,

сказала, что умею колоть и всю жизнь лечила всю свою семью уколами и вообще, можешь на меня рассчитывать, «у тебя все будет ок, Майк!» Пострадавший директор согласился. Потом, конечно, я стрельнув у Майка сигаретки Бенсона не только себе, но и якутским медбратьям, вышла с ними посмолить на лестничную площадку, где парни подробно рассказали мне как делать уколы. В общем, месяц я делала уколы своему начальнику три раза в день: утром дома, в обед на работе в офисе и вечером. Майк выжил и к моей несказанной радости, стал уже в Якутске вздрючивать персонал, швырять пепельницы, орать и заключать сделки.

В декабре, к своему ужасу, к радости будущего мужа и к «fucking emergency crapped up» Майка, я поняла что беременна. Меня даже не радовало, что муж мой сделал мне предложение, подарив якутский бриллиант, поскольку Саймон сказал, что если хотите, то платите неустойку по заключенному между нами договору и возвращайтесь в Болгарию, ну а так до марта поработаете и он увеличивает процент. Обсудив создавшееся мое интересное положение за бутылкой скотча и пачкой Бенсона – скотч мне не дали, хотя я настаивала, но разрешили подышать Бенсоном, решили остаться до марта. Все это время Майк в обед ходил за фруктами и заставлял меня их есть, приговаривая «fucking good for you», устроил скандал Саймону, чтобы мне разрешили тоже пользоваться шофером и вообще, вел себя как ополоумевшая наседка. В марте девяносто восьмого мы вернулись в Бургас. Майк был на нашей свадьбе, где он налакался виски и танцевал под Джо Кокера, а потом на утро говорил моим родителям «lovely fucking wedding».

Потом был Лондон. Майк принял моего мужа, меня и дочь в своей крохотной квартирке на Seven Sisters. Он стал крестным отцом моей дочери. Когда мы вернулись в Болгарию, Майк приезжал к нам в два раза в год – на Рождество и летом, жил с нами и моя дочь стала называть его «granny Mike».

Несмотря на наши различия во взглядах, в возрасте, в менталитете, он стал для меня самым близким человеком и я считаю, что у меня никогда не будет такого друга, как Майк. В 2007 году Майк умер от рака легких в хосписе. Он ждал меня, но мне не дали визу, потому что в последний раз мое пребывание в Лондоне было нелегальным. Когда он узнал, что я не приеду и я ревела ошалело по телефону, он мне сказал: «Don’t be stupid cow!»

Так вот, я знаю, Майк, что ты сидишь где-то наверху на облаке в своих дорогих туфлях со скочем и дымишь Бенсоном. Я обязательно сяду с тобой рядом и мы будем сверху смотреть на весь этот «fucking shit».

Майк и Петр Сергеевич

У Майка было правило. Правило называлось «nine o’clock» и по этому правилу мой английский друг пил спиртное строго после девяти часов вечера, даже если Новый год, даже если Рождество, гости, дни рождения, похороны и другие важные случившиеся с человеком хорошие или дурные обстоятельства.

И единственным решением подобного рода трудностей или радостей для некоторых людей иногда может быть, ну например, пятьдесят граммов скотча. У Майка было трое детей: мальчишки – Питер и Тони, и девочка Сильвия. Сильвия родилась с дефектом сердечной перегородки и умерла в возрасте двух с половиной лет. Майк не смог пережить смерть дочери, начал пить запоями, ругаться с женой, с которой впоследствии развелся, у него началась жестокая депрессия. В таком состоянии он жил несколько месяцев. Однажды рано утром Майк проснулся под перевернутой лодкой на пляже своего родного Брайтона и ни черта не помнил что он делал два дня и вообще как здесь оказался, кроме того, что пил в каком-то пабе Лондона с какими-то незнакомыми людьми, далеко от Брайтона.

Он перепугался и пообещал себе не пить или пить совсем мало, и потому придумал правило «nine o’clock». Майк считал, что после девяти много не выпьешь, а завтра на работу и таким вот образом он может контролировать свой алкоголизм. Об этом правиле девяти часов знали только близкие друзья Майка. Все другие думали, что эта какая-то английская придурь, но мирились и алкоголь до девяти вечера ему не предлагали. В Якутске я подшучивала над Майком и спрашивала: «А часовая разница между Лондоном и Якутском?», а Майк категорично отвечал: «No, absolutely fucking forbidden, nine o’clock!»

В Якутске я занималась договорами, корреспонденцией с собственниками компании, обеспечивала определенное количество гостей на ежевечерние презентации, работала с поставщиками, составляла различного рода документы. Я приходила на работу раньше всех. С Лешкой я договорилась, что ждать его не буду, а если выйдя из дома не увижу его машины,

возьму такси, так что пусть не переживает. Я всегда прикрывала Алексея, безалаберного водителя, и никогда не жаловалась Майку, что Лешка опять ругается со своей девушкой, опоздал и не отвез меня на работу. Алексей за это очень меня любил и всегда говорил: «Ты только скажи, если какие проблемы в Якутске возникнут, то я всегда их решу!» Кроме моей неожиданной беременности в Якутске у меня проблем не было. Обычно на работу меня подвозила первая проезжающая машина, легковая или грузовая. Водители, ошарашенные моей не подходящей к якутской зиме одеждой, спрашивали: «Девушка, Вы что с юга??? Садитесь скорее, а то замерзните!» и подвозили меня чаще всего совершенно бесплатно на работу. Так вот, в один из таких рабочих дней Лешка как всегда ругался с девушкой и водитель камаза подвез меня на службу, за что ему «большое спасибо, хороший человек». Работа утром у меня особенно кипит, я люблю работать в одиночестве. И вдруг, смотрю входит мужичок в обношенной шубе, унты, шапка песцовая старенькая, как-то даже местами потертая. Мужчина невысокий, плотный с покоцанным дипломатом-чемоданчиком. Улыбается, представился, фамилию уже не вспомню, но имя и отчество запомнила – Петр Сергеевич. Мужчина снял шапку, голова местами, как и шапка «потертая» залысинами. Вид у Петра Сергеевича благожелательный и он говорит: «Доброе утро. Я к директору Вашему английскому. О фирме много слышал, хочу лично с директором увидеться». Я Петру Сергеевичу так, мол, и так директор наш на работу обычно к десяти подъезжает, и в этой связи чем я могу Вам помочь, уважаемый Петр Сергеевич. Мужчина отвечает, что он подождет, ему не к спеху, можно ли ему со мной посидеть и подождать. Петру Сергеевичу я сварила кофе, разложила сладости, сама чаем наливаюсь. Я, конечно, хотела слопать малосольный огурец из банки, что держала в холодильнике. Будучи слегка беременной основной моей пищей являлись малосольные огурцы, но мне было неловко перед Петром

Сергеевичем. Сидим, значит, я работаю, иногда с ним словами перебрасываемся. Петр Сергеевич чемоданчик из рук не выпускает, даже кофе, смотрю, ему неудобно пить. Я ему предлагаю чемоданчик, дескать, поставить, а он «нет, нет, так нормально, что Вы, что Вы». Ну, ладно, думаю, хоть без шубы и шапки, пускай сидит как ему хочется.

Долго сидели. О погоде, Якутске, Болгарии беседовали, пока Майк не приехал, кому я Петра Сергеевича и сплавила. Через часа два я уж и думать забыла о своем раннем госте, поставщиками занималась и тут, смотрю, Майк из своего кабинета с Петром Сергеевичем ко мне. Майк говорит: «Оформляй Петра Сергеевича на семь недель летом с семьей отдыхать на Канары в апартаменте класса люкс. Он сразу наличкой в размере несколько тысяч долларов проплатил». До меня дошло, что в покоцанном чемоданчике у Петра Сергеевича доллары на отдых семьи были. А отдыхающий говорит: «Ко мне в гости прошу вас с Майком. Такое дело обмыть следует. По русскому обычаю»

Вечером, накупив конфет, фруктов и прихватив две бутылки скотча мы отправились к Петру Сергеевичу. Летттке я наказала, чтобы за мной через два часа приехал, потому как на работу рано вставать, а потом уже за Майком и Антоном, если они со мной не захотят вернуться.

Петр Сергеевич в составе своей семьи – жены Светланы, двух смешливых дочерей двенадцати-тринадцати лет и восточноевропейской овчарки Макса встречал нас радостно и с богато накрытым столом. Макс своим большущим видом предусматривал в гостях уважение и почтительность. Петр Сергеевич предупредил нас еще в коридоре, что Макса лучше не трогать, собака этого не любит, но нас она тоже не тронет, это ниже, мол, ее собачьего достоинства. Майку не успели этого перевести. Майк собак обожал, всегда хотел завести дома в Лондоне, но из-за постоянных командировок не мог этого сделать. Мой директор напал на Макса и стал теребить его за уши, нежно похлопывать по бокам, приговаривая: «Good boy, good boy!» Макс от неожиданности такого панибратского поведения незнакомца забыл, что он злая собака и лизнул Майка несколько раз в нос, на что удивленный Петр Сергеевич сказал, что он сразу понял – Майк, хотя и англичанин, человек, видно, хороший. Я часа два была в гостях у нашего нового клиента и его прекрасной, гостеприимной семьи. Потом за мной заехал с опозданием Алексей. Майк сказал, что он никуда не поедет, потому что он как раз в «nine o’clock» выпить должен с Петром Сергеевичем, кто уважительно согласился с правилом своего английского друга.

Антон тоже остался, а я уехала домой. Алексея я попросила вернуться к одинадцати-двенадцати часам за гостями, потому что ночью в такой мороз машину не поймать. Лешка приехал ко мне в полпервого ночи и доложил, что все нормально. Антон и Петр Сергеевич сидят на кухне, уже пьют чай за разговорами о жизни, а Майк спит в обнимку с Максом на диване в гостиной. Их, Майка и Макса, Петр Сергеевич пледом укрыл. Еще Петр Сергеевич сказал, что сам своих гостей на работу отвезет.

Петру Сергеевичу и его семье на Канарах понравилось. А собаку Майк все же взял. Собаку назвали Autumn Perry. Она жила с тренером Сьюзан и в собачьих бегах первые места занимала. Майк был очень уж азартным человеком.