Всегда говори «всегда» – 2
Шрифт:
– Я тебя люблю, ты это знаешь. – Ольга старалась говорить спокойно, но голос дрожал.
– До недавнего времени я в этом не сомневался… до сегодняшнего дня.
– И… что же произошло сегодня?
Она не ошиблась – Сергей подошел к ней, взял за плечи и легонько встряхнул.
– Я всегда думал… что, когда два человека любят друг друга, они ничего друг от друга не скрывают… Ничего! – Он помолчал, отвел взгляд, отпустил ее и как-то безучастно сказал:
– Я только что был в госпитале. Навещал твоего
– Сережа, это совсем не то, что ты думаешь. Я могу все объяснить…
– Не надо.
– Но, Сережа!..
– Не надо мне ничего объяснять! Я все знаю. Я действительно все знаю.
Этот тон, этот взгляд, эти руки, рванувшие на шее галстук, – все было катастрофой. И никакие объяснения эту катастрофу исправить не смогли бы.
Может, просто упасть на колени? Но она ни в чем не виновата… Разве только в том, что не рискнула сказать правду, потому что точно знала – будут этот взгляд, этот тон и эти руки, рванувшие галстук… Когда они только начали жить, барышевская ревность ее забавляла, веселила и даже ей льстила, но Ольга никогда не думала, что она заставит ее врать, изворачиваться и чувствовать себя чуть ли не преступницей.
Она не станет оправдываться.
Пусть сам договаривается со своей ревностью.
Барышев помял галстук в руках, отбросил его и снова взял ее за плечи.
– Прости меня!
Ольга опустила глаза, сил не было на него смотреть – бледного, истерзанного…
– Прости… Что же я делаю не так? Скажи мне. Ведь я что-то не так делаю. Если ты боишься сказать мне правду… Значит, дело во мне?
– Сережа! – Ольга обняла его с благодарностью и засмеялась – слава богу, никакой катастрофы, ревности дали пинка под зад. – Сереж…
– Я дурак? Да? – Он виновато потерся носом о ее плечо. – Ну, скажи, я ревнивый идиот?..
– Я просто очень боюсь тебя потерять, Сережа. Очень боюсь. Ты тоже меня прости. Это я дура! Самая примитивная дура.
– Я люблю тебя!.. Примитивные дуры всегда были в моем вкусе…
Они долго целовались, так долго, что часы на кухне пробили не один раз, а потом Сергей сказал нечто загадочное:
– Если бы мы не встретились с тобой полтора года назад, то я увидел бы тебя послезавтра…
Митяй мог бы запросто пойти в туалет и повеситься.
А что, ходить он научился, из простыни можно сделать веревку, а под потолком в туалете есть прочный крюк, он сегодня его заметил.
Митяй запросто мог бы повеситься, но не стал. Жить не хотелось, но и умирать тоже – к чему такие усилия?
Ему стало все равно.
Ну, дышит он, ходит помаленьку, и пусть…
Сам когда-нибудь помрет, не пугая медсестер своим суицидом и не портя врачам статистику по смертности. Да, кстати, и Ольгу не обвинят в его смерти, а то быстро проведут параллель и ярлыков навешают.
С утра он смотрел в
Хлопнула дверь, зазвенели мензурки – Люда пришла?
Все равно.
Дождь полил с такой силой, что стало невозможно считать.
– Дмитрий Иванович! – Люда прикоснулась к его руке. – Вы что же лекарство не приняли? У вас же давление повысится.
Митяй, шевеля губами, начал подсчитывать струи дождя.
Десять, двадцать, тысяча, три сотни тысяч… не ошибешься.
Миллион струй, которые появляются из ниоткуда и исчезают в никуда.
Как его любовь к Ольге.
– Это же безобразие, Дмитрий Иванович! – Люда уже трясла его за руку.
Как ей объяснить, что ему все равно…
– Давайте-ка! – Сзади звякнул графин, послышался звук льющейся воды. – Вы сейчас вот эти лекарства примете, а уж эти, которые дневные, чуть позже, перед ужином, а то нельзя прерывать.
Он выпил, отчего не выпить, если ему все равно…
– Вот эту красненькую еще… – Люда сама засунула таблетку ему в рот и запить дала, как маленькому, придерживая руку под подбородком, чтобы не капало. Ему так мама руку придерживала, когда в детстве он болел, а она его поила в кровати.
Митяй поймал эту руку и посмотрел – не мамина ли?
Нет, мама умерла давно, и у нее рука крупная была, натруженная, а эта – маленькая, с тонкими пальцами.
– Я ей не нужен, – прошептал Митяй. – Я никому не нужен.
Громыхнул гром, Люда отняла руку.
Почему она плачет? Мама не плакала, когда его лекарством поила, и Ольга бы не заплакала.
А эта в грудь уткнулась и слезами ему халат поливает. И шепчет что-то, не разобрать – вроде «мне нужен… мне»…
Митяй взял Люду за подбородок, отстранил от себя, заглянул в глаза.
– Повтори, – попросил он.
– Мне нужен, – еле слышно сказала Люда.
Или это ветка березы заскребла по стеклу под порывом ветра?
– Повтори, – простонал Митяй, – повтори…
– Мне нужен, мне… – Она взяла его голову в свои руки и стала целовать глаза, губы, лоб, щеки, уши…
– Повтори, повтори, повтори, – умолял он, но Люда больше не говорила, только целовала и целовала…
Надя остановилась возле крыльца, над которым висела вывеска «Скупка ювелирных изделий».
После всех передряг у нее чудом сохранилось кольцо – белое золото, крупный бриллиант. Его не украли вместе с сумкой, наверное, только потому, что приняли за бижутерию. Кольцо подарил Грозовский с совершенно не подходящими для такого случая словами.