Всегда говори «всегда» – 3
Шрифт:
– Плечиков не найдется? – Анна Алексеевна сняла пальто и недовольно осмотрела вешалку.
– Что? – не поняла Ольга, потому что внешний вид и манеры няни вогнали ее в ступор.
– Плечики! – гаркнула та.
– А! Да, конечно. Вот, пожалуйста. – Ольга достала из шкафа вешалку и протянула Анне Алексеевне.
«Да, это не Мэри Поппинс, – подумала Ольга. – Это фрекен Бок…»
Как бы ей поделикатнее отказать? У Петьки от одного ее вида случится истерика.
Няня тем временем, недовольно осмотрев плечики, медленно и обстоятельно
– Простите, я бы хотела сразу сказать… – довольно резко начала Ольга, но Анна Алексеевна не дала ей договорить.
– А вы не спешите, – так ни разу и не взглянув на нее, фрекен Бок по-хозяйски прошла в гостиную и, словно оставшись недовольной увиденным, отрезала:
– Может, чаю для начала предложите?
– Чаю?
– А лучше кофе.
Ольге показалось, что она ослышалась. Ее вдруг стал разбирать смех – в ее дом вломилась какая-то хабалка, представилась няней, развалилась на диване, требует чая, потом кофе, а она, Ольга, слова не может вымолвить, чтобы ее послать. Надьке расскажи – обхохочется. Нужно достать мобильный и начать снимать – может, это собьет с няни спесь и заставит ретироваться.
Но мобильник остался в спальне.
– Извините, я правильно поняла? Вы по поводу работы? – на всякий случай уточнила Ольга. А то вдруг… Вдруг это налоговая инспекторша, проверяющая жизнь главы «Стройкома» изнутри? Или дама из органов опеки, изучающая условия жизни детей – одного приемного и троих родных?
Это для Ольги они все родные, а для опеки…
Анна Алексеевна порылась в сумке и достала кипу бумаг.
Точно инспекторша. Или из опеки.
– Вот. Рекомендации! – тетка сунула бумаги Ольге в руку. – Да вы возьмите, возьмите! Вам же их прочесть нужно.
И все-таки фрекен Бок.
– Это, конечно, хорошо, что у вас есть рекомендации… – Ольга положила бумаги в нянину сумку, – но я…
– А про вас мне все данные дали в агентстве, так что вы можете мне ничего не рассказывать… Ну так что, дадите кофе?
Надьке расскажи – обхохочется.
Еще минута, и эта, с позволения сказать, няня ноги на стол положит и прикажет опахалом ее обмахивать.
«Очень попрошу вас выйти вон», – приготовилась сказать Ольга, но тут в гостиную забежал Петька.
Заметив няню, он замер, прижавшись к Ольгиной ноге.
– Ест хорошо? – сурово спросила Анна Алексеевна, оглядев Петьку. – А то не люблю с уговорами возиться!
– Очень попрошу вас… – собралась с духом Ольга. – Видите ли, Анна Алексеевна, я не думаю, чтобы мы с вами могли…
– Кашу любишь? – не слушая ее, спросила няня Петьку.
И тут произошло невероятное – Петька с разбегу запрыгнул Анне Алексеевне на колени, схватил ее за руку и спросил:
– А ты какие сказки знаешь?
– Разные, – серьезно ответила фрекен
Петька потерся щекой о ее плечо – так, как терся только об Ольгу, и сказал:
– Буду!
Надьке расскажи – обхохочется. Жаль, камеры нет, эту сцену заснять.
И почему это няня показалась Ольге мужеподобной? Милое женственное лицо. А глаза… Серые, ласковые глаза, мягкие, добрые руки, которые треплют Петьку по вихрастому затылку.
Не Мэри Поппинс, конечно, но и не фрекен Бок.
– Без сахара и с молоком! – рявкнула няня и, видя, что Ольга не трогается с места, еще громче добавила: – Кофе, говорю, мне без сахара и с молоком!
Ольга, развернувшись, пошла на кухню. «Надо будет уточнить у нее мои обязанности», – с усмешкой подумала она.
Нет, надо срочно позвонить Надьке… Вместе похохочем.
Ольга взяла телефонную трубку, но, услышав Петькин смех, стала все-таки варить кофе.
Сергей еще утром, в дороге, хотел позвонить Оксане, но не успел – светофор зажегся зеленым, и он трусливо нажал отбой.
Теперь, в кабинете, за запертой на замок дверью, он смотрел на ее портрет и думал – если сейчас позвонить, то светофор не спасет… И стук в дверь не спасет, потому что обеденный перерыв и мало кому придет в голову к нему зайти.
Вот если бы на телефоне закончились деньги…
Но такого в биографии Барышева не случалось ни разу.
А еще бывает, что абонент недоступен…
Но абонент взял трубку со второго звонка, словно только и делал, что ждал, когда он позвонит.
– Алло… – тихо сказала Оксана. – Я слушаю. Не молчи. Я же знаю, что это ты. Наберись храбрости, скажи хоть что-нибудь…
Барышев нажал отбой, скомкал портрет и бросил в корзину для мусора.
С чего вдруг эта… укротительница скорпионов решила, что звонит именно он? Этого номера она не знает.
Наберись храбрости…
Да он же просто хотел убедиться, как ему противен ее голос!
Он достал из корзины портрет, расправил его и положил на стол.
Ольгина все-таки работа. И ее таланта в этом рисунке гораздо больше, чем красоты натурщицы.
Новая офис-менеджер с дурацким именем Люция раздражала Диму безмерно.
Мало того, что она высовывала язык, когда записывала его распоряжения в крохотный блокнотик, так еще и переспрашивала каждое слово. Ее не спасали ни точеная фигурка, ни кукольные ресницы – интеллект, похоже, был обратно пропорционален длине ног и количеству косметики на лице.
– Сменить мебель в переговорной! – почти проорал Грозовский, склонившись к Люции, которая эффектно восседала на подоконнике, скрестив безупречные ноги в ажурных колготках и туфлях на километровых шпильках.
– Переговорной? – вскинула на него Люция глаза с ресницами-веерами.