Всегда в бою
Шрифт:
– Старший лейтенант Мирошник. По прямой наводке он специалист.
Осипычев уходит. Пора и нам перебираться на новый НП, но мы не спешим: надо проследить, как-то полк Коновалова сумеет выполнить задачу. Ведь он не просто отходит, а прорывается. Прорывается не компактно, а группами.
Сидим с комиссаром, молчим, курим. Тихо в этом подземелье, ни звука не прорвется сквозь толстые, железом обитые двери.
– Как в гробу, - замечает Бронников.
– Пойдем-ка наверх.
Выходим на улицу. Наискосок, стреляя головешками, догорает бревенчатый сарай. Во дворе ездовые хлопочут возле коней.
– Какого батальона?
– Хозвзвод сорокового полка, товарищ полковник.
– Где повозки?
– Танки передавили...
Показывается еще одна группа. Эта побольше. Пехотинцы катят станковые пулеметы, в хвосте колонны цокают копытами кони, тянут передок с батальонной пушкой. Старший лейтенант Марченко - шапка торчком на забинтованной голове докладывает:
– Второй батальон отходит по приказу командира полка.
– Где Коновалов?
– Не знаю. Мы были отрезаны, он прислал связного...
Я спустился в подвал. Телефонист вызвал 40-й полк. Ответил красноармеец из 110-го батальона связи.
– Товарищ комдив, товарища комполка тут нет, - взволнованно доложил он. Одни мы, связисты. Ведем бой.
– Кто старший?
– Товарищ сержант Алексеев.
– Позовите!
– Есть!
Трубка долго молчала, потом густо пробасила:
– Командир отделения сержант Алексеев слушает!
– Где подполковник Коновалов?
– Отошел со штабом. Мне приказали прикрыть отход, снять связь.
– Направление отхода знаете?
– Так точно! Через двенадцать минут начинаем. Согласно приказу.
– Добро! Не задерживайтесь...
Спустя полчаса мы покинули подвал церкви. Наша небольшая колонна - две легковые машины, грузовик и трофейный бронетранспортер - довольно долго пробиралась по городским улицам. Приходилось петлять и возвращаться: то пожар перегораживал нам путь, то завалившийся дом, то большая воронка.
На окраине в отсветах пожара увидели впереди цепочку людей. Они в полушубках, - значит, наши. Догнали их, притормозили. Старший группы доложил знакомым басом, что его, сержанта Алексеева, отделение, выполнив задачу, отходит к Волоколамскому шоссе.
– Наших нигде не встречали?
– Нет. Город насквозь прошли, кроме фашистских автоматчиков никто не попадался.
– Спасибо за службу, сержант. Как величать-то вас?
– Федором. По батюшке - Романович.
– Сажайте, Федор Романович, бойцов в машины, поехали.
Примерно в полутора километрах от Истры, перед деревней Полево, на мосту, нас обстреляли фашистские автоматчики. Издырявили "эмку", но тем все и обошлось. В Полево уже заняли оборону наши стрелки. Отсюда мы с Бронниковым связались со штабом дивизии, находившимся в деревне Ивановское, с полками и к утру вздохнули с облегчением. Хотя центр и правый фланг дивизии отошли от Истры к востоку на 2 - 3 километра, в целом оборона оставалась устойчивой. 40-й полк прорвался из окружения, артиллерийские полки не понесли больших потерь, работники медсанбата во главе с начальником медслужбы Ф. М. Бойко успели вывезти из города всех раненых - более 300 человек.
Еще
– Сдал Истру?
– Сдал...
– Нехорошо. А еще гвардеец!
Молчу. Какой гвардеец? Почему? Не в духе, казалось бы, Василия Даниловича так иронизировать. А он продолжает:
– Командующий фронтом приказал передать: ты Истру сдал, ты и возьмешь ее обратно.
– Возьму, товарищ генерал! И он зачитал документ:
– В Народном комиссариате обороны. О преобразовании второго и третьего кавалерийских корпусов и семьдесят восьмой стрелковой дивизии в гвардейские...
– Разрешите записать?
– Запиши. Пункты первый и второй о кавалерийских корпусах Белова и Доватора. Пункт третий: семьдесят восьмая стрелковая дивизия преобразована в девятую гвардейскую стрелковую дивизию.
– Он сделал паузу: - А в скобках значится: "командир дивизии генерал-майор Белобородое Афанасий Павлантьевич"... Поздравляю дивизию и тебя лично. Доволен?
– Не то слово... Мы еще на Дальнем Востоке всей дивизией клятву дали завоевать гвардейское звание... Только...
– Ну, ну, договаривай!...
– Я-то ведь полковник, а не генерал-майор.
– Был полковник. До вчерашнего дня. Приказ подписан Верховным Главнокомандующим...
Работники политотдела во главе с Вавиловым выехали в части. Непосредственно на передовой, в окопах, они провели с личным составом беседы об этом радостном для всех нас событии. Теперь во всех полках, батальонах, дивизионах и батареях бойцы и командиры с гордостью повторяли: мы - гвардия, мы - девятая гвардейская.
Приехал из фронтовой газеты "Красноармейская правда" наш старый знакомый писатель Евгений Воробьев с ворохом свежих, пахнущих типографской краской газет. Мы читали и перечитывали напечатанный там приказ. Его уже набирали в походной типографии нашей дивизионной газеты. Потом нагрянули еще корреспонденты. Поздравляли, фотографировали, требовали материалов о героях дивизии.
Это был большой праздник, но праздник на войне. И первый же утренний доклад подполковника Суханова вернул нас в суровые будни. С рассветом 10-я немецкая танковая дивизия после сильнейшей артподготовки атаковала оборону 258-го полка. Враг рвался на восток через Кашино и Дарну, по второй, параллельной Волоколамскому шоссе дороге.
Опять там, на правом фланге, сконцентрировались в этот день наши главные усилия. Естественно, что приехавшие к нам военные журналисты стремились попасть именно туда. Известный поэт Алексей Сурков, тоже корреспондент "Красноармейской правды", просил разрешения проехать в полк Суханова.
– Поезжайте, Алексей Александровичу с уговором: на передовую не ходить. Так?
– Так!
– согласился он, видимо не очень довольный условием.
Вернулся поэт поздно вечером усталый, шинель посечена осколками.
– Уговор, - сказал он, - дороже денег. Дальше штаба полка не сделал ни шага. Ни единого...
– Ужинали?
– спрашиваю.
А он, казалось, не слышит меня, глаза - отсутствующие, и все повторяет:
– Ни шагу... Нет, не то. Ни единого шага не сделал, а до смерти четыре шага. Вот так!