Всего четверть века
Шрифт:
— Книга тогда хорошая, когда она учит, — сказал Вова без прежнего напора, задерживая взгляд на этих длинных, до предела открытых ногах, обтянутых телесного цвета колготками.
Но она уже переключилась на Игоря:
— Ведь вы хирург? Зачем вы спасаете людей?
— Ну, не так-то я много их спас.
— А всё-таки… Вы берётесь за операции, которые считаете безнадёжными?
— Я ни одну операцию не считаю безнадёжной.
— Верите в себя или в чудо?
— Просто делаю всё, что могу.
—
Игорь пожал плечами.
— Бывает и такое.
— Любопытно, к какому социологическому типу вы себя относите?
— Понятия не имею.
Я, кажется, не сказал, что учёная аспирантка занималась социологией и очень этим гордилась.
— Люди, работающие в медицине, делятся на три типа — деспотический, казённый и человечный, — сообщила она нравоучительно. — Вы, конечно, принадлежите к третьему.
— Это хорошо?
— Для терапевта — безусловно, а вот для хирурга — я не уверена.
— Ещё бы! Человек с ножом…
— Иронизируете? Напрасно. Сквозь призму социологического исследования самые сложные процессы можно расщепить на общедоступные элементы.
— Жаль, что большинство людей об этом не знает и поступает самовольно.
— В каком смысле?
— Да в любом. Вы его в один тип запишете, а он по невежеству совсем из другой оперы запоёт. А то и вовсе петь не захочет.
— Как это не захочет?
— Очень просто. Некоторые и жить не хотят.
— Ах, вы имеете в виду самоубийство? Но эта проблема давно решена. Особенно в свете работ Хенри и Шорта.
— Просветите, я человек тёмный, — попросил Игорь.
— Вот видите! — обрадовалась аспирантка. — Как долго у нас недооценивали социологию. Хенри и Шорт рассматривают самоубийство как акт агрессии.
До сих пор Игорь разговаривал с этой девушкой шутливо, немного забавляясь её всезнайством, но следующий вопрос он задал вполне серьёзно.
— Агрессии против самого себя?
— Совершенно верно! Хенри и Шорт видят прямую связь между убийством и самоубийством. Только в одном случае агрессия обращена вовне, а в другом — на себя. Это же гениально просто!
— Просто?
— Конечно. Даже такой неподготовленный человек, как вы, сразу усёк суть.
Игорь посмотрел на неё с профессиональной доброжелательностью врача, которому приходится видеть всякое.
— Ну, это как сказать…
— Вы интересовались проблемой самоубийства?
— Специально нет. Просто жил на свете.
— Понимаю. Возрастной снобизм. Кто много жил, тот много видел? Сами вы, конечно, о самоубийстве не помышляли?
— Почему же?
— Это исключено. Вы не агрессивны. Но если и помышляли, ваш пример только подтверждает теорию Хенри и Шорта. Ведь вы живы?
— Пожалуй, — согласился Игорь.
Будущий членкор между тем терпеливо ждал, пока его девушка наговорится.
— Зайчик! Может быть, достаточно мрачных тем? Всё-таки праздник…
— Наука не может быть весёлой или мрачной. Она объективна.
— А вот люди, которые ею занимаются, как раз наоборот — весёлые или мрачные. И, к сожалению, очень редко объективные. Так что побереги силы, зайчик. Промочи лучше горлышко. Очень помогает от дискуссионного пыла.
И он протянул ей бокал с шампанским, как протягивают ребёнку ложку с микстурой.
Девушка проглотила «микстуру» с удовольствием.
— Надеюсь, это облегчит мне процесс адаптации в вашей микрогруппе.
— Не сомневайся, зайчик, — заверил будущий членкор, — ещё несколько глотков, и мы все тебе очень понравимся.
— Вы все очень славные, — великодушно подбодрила нас подруга Коли.
— Спасибо, — поклонился Игорь.
Мы с ним отошли.
— Забавная девица, — сказал я, — а ноги — экстра-класс. Повезло доктору наук. Только знает слишком много.
— Что поделаешь? Это болезнь нынешних женщин. Их распирает от познаний, как раньше переполняли чувства. Мне вот из старинного романса вспомнилось:
Я тебя бесконечно люблю, За тебя я отдам свою душу, Целый мир за тебя погублю, Все обеты и клятвы нарушу…Как тебе нравится? Наша хоть не собирается нарушать уголовный кодекс.
Я был рад, что Игорь шутит. Ведь жилось ему нелегко, хотя знали об этом немногие. Работал он по-прежнему в районной больнице, куда приехал по назначению, но отнюдь не потому, что другие возможности были для него закрыты. Напротив, Игорь считался одним из лучших хирургов области. Люди добирались издалека, чтобы оперироваться именно у него. Больничное здание было построено недавно и оборудовано на вполне современном уровне. Работой он был доволен и на предложения перебраться в город отвечал, перефразируя известные слова:
— Лучше быть первым в деревне, чем вторым в областном центре.
«В деревне» он жил в новом кирпичном коттедже, стены которого понемногу заплетал молодой виноград. В доме было всё, вплоть до хорошей библиотеки и набора отличных пластинок, — Игорь любил классику и даже оперировал, как Бариард, под создающую настроение музыку. Приобрёл он и машину с ручным управлением и каждый год путешествовал, в последний раз по Закавказью. А главное — он пользовался истинным уважением окружающих его людей, и не только тех, кому он спас жизнь. У себя в районе он был действительно «первым человеком» в лучшем смысле, однако было обстоятельство, которое клало тень на всё достигнутое.