Всего четверть века
Шрифт:
— Что вы!.. Не нужно!
Но было уже поздно. Не выпуская руки, Иван Михайлович объявил:
— Дорогие собравшиеся товарищи! Позвольте сообщить, что вот эта девушка, — к имени он ещё не привык, а может, и забыл в ту минуту, — жизнь свою решила круто изменить и едет со мной к нам на Север, где будет детвору обучать пению и музыке.
Так, вполне тактично, однако безоговорочно известил Иван Михайлович об этой своеобразной помолвке, и все его поняли и после секундного замешательства захлопали одобрительно.
—
Что и говорить, вечер закончился удачно.
…и последняя
Вот и пришло время рассказать о встрече последней. То есть последняя она, разумеется, в повести, а в жизни те, кто жив, не исключено, ещё четверть века проживут. Жизнь ведь и длинной бывает. Но снова скажу то, с чего начал: неповторимое пережили мы в годы прошедшие. Оставшиеся не сулят неожиданностей, ведь всё было — и любовь, и смерть, и успехи, и разочарования.
У Лиды, например, последней неожиданностью стало превращение в бабушку. Преподнесено это известие было решительно и одновременно иронически, как умел это делать Олег в лучшие годы. Недаром Марина была на него похожа. Подвела она однажды маму к зеркалу и сказала:
— Мамуля! Посмотри на себя. Ведь ты совсем молодо выглядишь, правда?
— Предположим, — ответила Лида осторожно.
Хотя она и была польщена, однако по тону дочери заподозрила подвох. Но такого не ожидала…
— Никто не скажет, что ты бабушка.
Единственный раз в жизни Лида растерялась:
— А разве я бабушка?
— Ещё нет, но скоро будешь, — заверила Марина.
Человеку свойственно надеяться…
— Ты шутишь.
— Нет, — ответила Марина и провела рукой по животу, хотя живота ещё не было.
В ошеломлении люди часто говорят слова смешные и нелепые.
— У тебя же нет мужа, — сказала Лида.
— Будет. Наверное… Вообще-то мы собираемся зарегистрироваться, но я ещё не решила.
Тут уж нужно было или взрываться, или капитулировать. Лида молчала и выглядела так, что Марина её пожалела.
— Ну что ты, мамуля! Я думала, ты обрадуешься маленькому.
Нет, Лида совсем не обрадовалась, однако, будучи женщиной разумной, склонилась перед неизбежным, пережив глубокое разочарование. И не только в дочери. Иначе на мой вопрос, заданный в новогодний вечер, когда я застал Лиду в одиночестве раскладывающей пасьянс, она бы не ответила:
— Надоело.
В том смысле, что многое в жизни надоело.
Что поделаешь? Жизнь не кино, не по сценарию ставится, и Лида знает это лучше других. Она, конечно, в себя придёт, надолго не раскиснет. Жить-то нужно, хоть и отодвинули её, не спросив, в третий эшелон. Ничего не попишешь, новый человек на пороге. Правда, бабушки теперь помоложе, чем в наши времена, и я даже слышал выражение — «очаровательная бабушка», но ударение в этом словосочетании всё-таки
А вот Марина пока больше «очаровательная», чем «мамочка». Бодрая, весёлая. От мудрости или недомыслия, не знаю. Я на понимание молодёжи не претендую. Подозреваю кое-что, но не больше. Подозреваю, например, что очень уж больших тайн и загадок нету, однако кое-какая разница с нами имеет место, факт. В наше время ждать ребёнка, не зарегистрировавшись, неприличным считалось, скрывали, пока возможно было. А Марина секрета никакого не делает, все её друзья в курсе, обсуждают активно.
В тот вечер я застал Марину в прихожей, уже одетую, с пластинкой под мышкой. В свою компанию спешила. Розовощёкая, улыбчивая.
— Привет, — говорю, — молодому поколению.
Бодро говорю, изображая святое неведение, но перегнул. Она засмеялась и в ответ:
— А я уже два поколения.
Положение глупое, а оно хохочет, мою неловкость видя…
— Неужели я вас шокировала? И вас тоже?.. Ужас!
То есть глуп я ужасно, по её мнению. И в самом деле глуп, найтись не могу.
— Ведь вы всё знаете? Ну, знаете, правда?
— Знаю.
— Почему же делаете вид, что не знаете? Ведь вы наш друг! Вам и папа и мама очень доверяют. И я.
Я разозлился.
— Спасибо тебе за доверие. Не помню только, чтобы ты со мной посоветовалась, когда род человеческий продлить решила.
Марина не возражает, соглашается.
— Точно, не советовалась. Да и о человечестве, если честно, не думала.
— Вот и расхлёбывай.
— Какие вы все… мрачные.
— Не мрачные мы. Ответственность чувствуем, а ты нет.
— Ответственность воспитывать нужно.
— А тебя не воспитывали?
— Почему же? Нотаций выслушала немало. Да ладно вам! Что я могу сделать, если теперь всё иначе?
— Ты уверена?
— Ещё бы! Вам-то детей аисты приносили.
Она же и потешалась!
— А ты своего в капусте нашла?
— Ну не надо! — попросила Марина. — Меня и так дома заели. Не будьте хоть вы брюзгой. Лучше вступитесь за меня перед предками, ладно? Всё хорошо будет, я уверена. Поздравляю вас с наступающим!
И пахнув юностью, чмокнула меня в щёку.
— Пусть всё хорошо будет, Мариночка! — пожелал я искренне.
Для неё этот Новый год был, конечно, особый, но приближался он для всех, время вело свой счёт, с нами не согласовывая, только куранты одним звонче били, а другим поглуше.
Процветал по-прежнему Дима. В литературе укоренился — печатался часто, переводили его и в наших республиках и за рубежом — и в смежные искусства проник, пьесу по его книжке поставили, на телевидении сериал обещали. Короче, достиг человек высот, как всем казалось. И как не показаться, если он на новогодний вечер с настоящей иностранкой явился, да ещё с самого своего любимого континента — с чилийкой.