Вселенная «Станция Бякино». Трилогия

Выборнов Юрий

Маша ушла в каморку и через время вернулась с сумкой, используемой Сережей в качестве аптечки.

– Муж меня убьет, – девушка вынула бинты и вату. – Положи ее голову себе на ногу и держи выше тела. Паша, неси чайник и промывай водой рану на шее.

Молодой мужчина намочил чистый бинт и хотел было приложить к шее пострадавшей, но Василий его остановил:

– Вот дурни, у вас же спирт есть, им и протирайте.

– Мужик дело говорит, – тихо пробормотал Сашка.

Маша

вскочила и принесла бутылочку. Налила дезинфицирующее средство на свежий бинт и приложила к месту укуса.

Жертва громко вскрикнула и потеряла сознание от боли.

Раздался шум и стук ладоней о железную дверь. Маша быстро поднялась, подошла к выходу, взяла пистолет в правую руку, повернула ключ и выстрелила мертвому юноше прямо в лоб. Затем спокойно, без лишних эмоций, закрыла обратно и заперла на два оборота.

– Почему мы должны на нее тратить антибиотики? – громко спросила Мария. – Она все равно обратится. Это вряд ли поможет. А если кто-то из нас заболеет? Что мы тогда друг другу скажем? Извини, мы отдали твое лекарство первой встречной бродяжке?

В зале ожидания воцарилась тишина, и даже одинокий дедушка, спавший всё это время в дальнем темном углу, перестал храпеть.

– Может, потому что мы люди? – ответил с печалью в голосе Сашка.

– Единственное, чем ты можешь ей помочь, это убить, пока в отключке, быстро и без мучений, – ответила уже тише Мария.

– Не могу, – вздохнул близнец. – Она еще человек, а людей я ни разу не убивал.

Маша положила руки себе на лицо, закрыв глаза, и несколько секунд простояла молча, обдумывая решение. Затем взяла из аптечки пластмассовую баночку и высыпала на руку болтавшиеся на дне три таблетки. Положила на столовую ложку и, нажав сверху другой ложкой, раздавила средство в порошок. Затем высыпала в большой медицинский шприц и, добавив немного воды, взболтала.

– Открывай ей рот, – командным и весьма недовольным голосом произнесла Маша. – Даже не знаю, антибиотики ли это, Сережа так сказал, а из него медик такой еще.

Девушка прыснула содержимое шприца прямиком в горло женщины.

– Теперь следи за ней, – все еще недовольно произнесла Мария. – Как только начнет обращаться, тут же… Ты меня слышишь? Тут же ее убьешь.

– Слышу, – печально ответил Сашка.

Глава 14

– Суслов Тимофей Игнатьевич, – представился дедушка.

Борис обернулся и осмотрел табличку на памятнике. На ней красовались те же самые имя, фамилия и даже отчество.

– Я же говорю, мое это кладбище, – улыбнулся старик, заметив, как мужчина удивлен. – Прадед мой здесь лежит, а вон там его братья и их жены с детьми. Дед и отец, бабушка с сестрами. Мать и тетки. Много нас, Сусловых, было, всех тут похоронили, вся родня туточки.

Сережа встал и обошел рядом находящиеся захоронения.

–

Верно, Борис Валентинович, – воскликнул парень, еле рассмотрев таблички в темноте. – Фамилия у всех одинаковая.

– Вот и я себе уже выкопал, – продолжил старичок, дуя на горячую рыбную похлебку, которую ему любезно налили в жестяную консервную банку.

– Чего выкопал? – уточнил Серёжа.

– Яму, конечно, – снова улыбнулся дед. – Недолго мне осталось, хочу рядом с мамкой лежать.

– Кхм… – чуть не поперхнулся Борис. – Стесняюсь спросить, а кто тебя в нее положит и закопает?

Дед нахмурил густые седые брови и, проглотив кусок рыбы практически не жуя, с большой неохотой ответил:

– Приятель у меня имеется. Одноклассник мой, со второго класса дружим. Ну чего так смотрите? Верно, ему тоже восьмой десяток. В молодости в городе мы жили, не в деревне. Маменька вывезла меня отсюда, как она говорила: «В лучшую жизнь». Только вот, видно, всё возвращается на круги своя, и последние двадцать лет я прожил в покосившейся от старости избе, тут рядом.

– И где же он? Прячется? – поинтересовался Борис Валентинович.

– Не живет он здесь, – ответил грустно старик. – Заходит время от времени навестить. Едой делится и вещей подкидывает всяких. Подкармливает, значит.

– А зимой? – покачал головой наставник. – Как же в холода? Ты здесь замерз бы.

– Это будет моя первая зима на кладбище, – еще больше загрустил дед. – И, видимо, последняя. До этого я с другом этим ходил, таскали разное от одной станции до другой. Челночили потихоньку. Весной я неудачно запнулся и подвернул ногу. Теперь ходить долго не могу, не говоря уж про то, чтобы таскать рюкзак. Вот такие вот пироги, сынок. Но это только половина беды…

Тимофей Игнатьевич вдруг замолчал и задумался. Напарники не стали давить на пожилого человека и ждали пока он сам созреет и расскажет.

– Пропал Олежка, – поднял голову хозяин кладбища и посмотрел на своих новых знакомых. – Уже три недели не объявлялся. Такого раньше не было. Раз в семь дней обязательно показывался. Я уже запасы все подъел, благо вода рядом. Если помер, то это ладно. Все мы там будем. Молодым сейчас тяжело выжить, куда уж нам, старикам. Один малой мне так и сказал год назад, мол, зачем на вас переводить остатки еды? Дескать, консервации в мире осталось мало и с каждым днем все меньше и меньше. Кормить стариков – это путь к самоуничтожению человечества. А вот они, то бишь молодежь, могут и должны размножаться и производить на свет новых людей.

– Тут есть вода? – перебил Борис.

– Ну да, если идти дальше в лес. Там ручей течет. Вода отличная на вкус, правда, меня с нее проносит, но приходится пить, когда выбора нет.

Дед встал, немного прошелся вокруг костра, чтобы размять ногу, и сел обратно возле собеседников.

– Может, ему помощь нужна? – продолжил вдруг дедушка. – Лежит где-нибудь, пошевелиться не может, а я тут на кладбище загораю. Олег Иванович в Гыркино собирался, вы случайно не туда идете?