Вселенская пьеса
Шрифт:
– Я очень рад, - сказал я громко.
– Видеть вас для меня настоящее счастье!
– Он стал таким странным, - шепнула мне на ухо Мари жалобно, оттаскивая в сторону, когда все немного остыли.
– Он мне так нравился, тихоня. А теперь ему все равно. Прости, что все это тебе говорю, ты только вернулся и тебе, наверное, совсем не до этого...
Когда мы узнали о его смерти, - подумал я, глядя в полные безысходности глаза девушки, - всем нам было не до плача, потому что нас всех могла постигнуть подобная участь. А потом? Знал ли я об их связи?
– Я поговорю с ним, Мари.
– Он хочет улететь с этим лернийцем, я боюсь, они улетят сейчас!
– сказала Мари с плохо скрываемым отчаянием.
– Нет шансов, я говорила с ним.
– Послушай, девочка, ты любишь его?
– спросил я с нажимом.
– Да, - растерялась она.
– И даже таким?
– Мы с этим справимся, я понимаю, ему пришлось тяжело. Даже представить не могу, что он пережил!
– Мари, детка, он принадлежит всем нам, - меня снова окружили ребята.
– Кеп, что случилось на Парлаке?
Расталкивая всех, вернулся Змей, провожавший паломника до корабля Лерна и организовавший переправку Грога на борт. Оттеснив Рика в сторону, он цепко взял меня под локоть.
– А ну-ка, Мари, капитана в медотсек, наверняка опять ранен, а ну все вон пошли!
Но Змея никто не слушал, каждый хотел подержаться за меня, удостовериться, что я жив и на самом деле вернулся к ним. Это было так приятно, но немного назойливо. Змей понял, что ничего не измениться, пока все не удовлетворят свое любопытство, и воспользовался последним своим тайным оружием.
– Да дайте же вы оказать Дорову медицинская помощь!
– грозно рявкнул он, но в следующую секунду его с хохотом повалили в снег вместе со мной. Господи, это было сумасшествием! Мы радовались как дети и сами не понимали чему. И только я знал: если Земля погибнет, каждый из нас будет для другого той опорой, которая поможет выжить. И чем больше этих опор, тем проще будет пережить беду.
Девушки перестали пускать слезы и старательно прикладывали к раскрасневшимся носам снег, ребята все наседали с расспросами, каждый хотел в точности знать, что же произошло после того, как я вместе с купалианкой отбыл на Парлак. И только Рик Ирин, хмыкнув, медленно поднялся, послал окурок в глубокий снег, и, ссутулившись, медленно ушел вглубь корабля.
Глава 24. Неизбежные встречи
– Надо улетать отсюда, капитан.
– Надо, но корабль попросту не может взлететь, - я пожал плечами, подтверждая свое временное бессилие.
– Но как же Земля?
– Я почему-то уверен, что успею и на Землю.
Мы с Риком сидели на трапе, кутаясь в куртки, и курили. Я давно ПРОСТО так не сидел, не курил рядом с кем-то, кого хорошо знал. Страсти поулеглись, каждый перестал тащить меня в своем собственном направлении, Змей смирился с тем, что я отказался идти в медотсек, Алека Грога, погруженного
– Уверенность трактуется словами лернийцев?
– уточнил Рик.
– Нет, хотя...
Я замялся и не стал продолжать.
– Я чуть не сошел с ума!
– вдруг сказал мне пилот и посмотрел совершенно незнакомыми, дикими глазами.
– Ты сошел с ума, - сказал я мягко.
– Да, - Рик поник.
– Ты прав, капитан. Это даже не страх - самая настоящая пустота. Ощущение, что все закончилось. Мозг пытается придумать какие-то разумные объяснения, предлагает разные версии. Черт, извини, что утомляю!
– Говори, говори, - подбодрил я пилота, понимая, что ему нужно выговориться, чтобы самому себя понять.
– Я благодарен Барху - паломнику с Лерна. Мне повезло, что его расчеты оказались точны, и он не пренебрег мизерным шансом моего появления здесь, не поленился выйти в ночь, когда вокруг начиналась буря. Это он спас меня, но сначала мне показалось: я умер, и это чистилище. Или ад. Летный комбинезон с терморегуляцией - штука хорошая, но когда температура воздуха ниже двадцати, отмерзают уши и пальцы. Это ли не ад?
Он замолчал, но я не стал встревать, понимая, что пилоту нужно собраться с мыслями. Сейчас он тщательно выбирает слова, пытаясь сказать именно то, что у него в голове. Он боится быть непонятым, решая, что из собственных размышлений и порывов стоит утаить, сглаживая нечто нелицеприятное.
– А ты такой же, - внезапно сказал Ирин, уставившись на меня. Нас разделял только уголек сигареты, поднесенный к лицу, чтобы затянуться.
– Что?
– Ну, ты такой же, - пилот сморгнул, отвел сигарету - порывом ветра ему бросило тонкую струйку дыма в глаза.
– Каким и должен быть капитан. Умеешь молчать, наверняка умеешь говорить, понимаешь, как нужно слушать. Когда нужно ждать без равнодушия, а когда лучше форсировать события.
– Рик, к чему все это?
– осторожно спросил я, стараясь не быть резким. Сейчас я не понимал Ирина.
– Так, не важно, - пилот махнул рукой.
Чужой, - подумал я тоскливо.
– Отстраненный, замкнутый на бедах, которые пришлось перенести. Когда вернемся на Землю, придется его списать. И всех нас. О, боже, о чем я сейчас думаю? Если вернемся, если Рик полетит, если Земля не пострадает.
– Ты знал, что холод приносит боль?
– внезапно спросил пилот.
– Настоящую, острую боль, словно от раны?
Я молча покачал головой.
– Брат всегда советовал прижимать к синякам замороженный помидор, - сказал он мечтательно.
– У меня мать была хозяйственная очень, ничего не пропадало. Замораживала помидоры и отправляла их в готовку, когда они начинали портиться. У нас в морозилке всегда можно было найти помидор. Брат говорил, холод помогает от боли... Я никудышный рассказчик, да, Антон?
– Я понимаю все, что ты вкладываешь в свои слова, - возразил я.