Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями

Смагин Никита

Любопытно, что даже такое сдержанное мероприятие не обошлось без провокации. Как только Хеммати заявил, что пресс-конференция окончена, в зале вскочил «возмущенный студент» и поставленным громким голосом толкнул агитационную речь. Он заявил, что это университет, а он, мол, студент, и ему не дали задать вопрос, когда он очень хотел. Сидевшая в зале молодежь из числа учащихся, которую сюда явно пригнали для массовки, тут же поползла на выход, перешептываясь: «опять кого-то басиджа[14] принесло…». В общем, консервативный лагерь не смущался добивать уже и без того на ладан дышащих реформистов.

В итоге я отправил заявку, чтобы посмотреть на Раиси на избирательном

участке. Все шло в атмосфере типичной иранской неразберихи: место и время несколько раз переносили, в итоге мне пришлось вставать в четыре утра и ехать на другой конец города, чтобы попасть в мечеть Эршад в городе Рей (южный пригород Тегерана), где в итоге и должен был появиться Раиси, а потом ждать несколько часов. Фронтмен консерваторов спокойно проголосовал под камеры на пустом участке, показал свой фирменный жест с двумя широко раскрытыми ладонями, сказал несколько ритуальных фраз про выборы и удалился.

После этого я поехал на север Тегерана, где на улице Шариати в другой мечети должен был проголосовать Хеммати. Этот участок был «витринным»: в разных концах просторного помещения стояли представители различных этнических и религиозных меньшинств в национальных костюмах и куча журналистов, значительная часть из которых были иностранцами. Представители меньшинств не спешили уходить с участка после голосования и активно раздавали интервью о том, как счастливы голосовать на выборах в Исламской республике.

Прямо у входа в участок стояла немолодая женщина, обернутая в флаг страны, в руках она держала портреты двух верховных лидеров — Хомейни и Хаменеи — и надпись на английском «We Win», то есть «мы побеждаем». Эта даму я уже не раз видел на официальных и провластных мероприятиях, она всегда охотно общалась с людьми на улице, рассказывая, как замечательны выборы в Иране и как внушает надежды народу местная политика. В какой-то момент один из проходивших мимо молодых иранцев начал громко и возмущенно спрашивать у активистки с флагом: «Если все так хорошо, то почему нас ненавидят во всем мире?!» Она попыталась ему что-то возразить, но парень был не слишком готов слушать и продолжал возмущаться. Женщина предпочла отойти на несколько метров в сторону, где продолжила перформанс.

Вскоре на участок пришел Хеммати. Ему с охраной пришлось в буквальном смысле пробиваться к участку сквозь толпу — мощный контраст с тщательно организованным голосованием Раиси, которое я наблюдал несколькими часами ранее.

После посещения парадных участков я заглянул на пару обычных. Нельзя сказать, что народу совсем уж не было, однако не встретил я и тех очередей, которые наблюдал в 2017 году, когда Раиси противостоял Рухани. В этот раз было заранее объявлено, что избирательные участки будут работать до полуночи, однако этого оказалось мало, и власти продлили их работу до двух ночи. Как и на выборах в Меджлис в 2020 году, это не слишком помогло. Итоговая явка составила 48% — самый скромный показатель для президентских выборов за всю историю страны.

Как и ожидалось, Раиси одержал победу, набрав 62% голосов. Однако помимо низкой явки в глаза бросалось еще одно обстоятельство. Второе место на выборах занял не Хеммати и вообще не кто-то из «альтернативных» кандидатов. Второе место заняли испорченные бюллетени — именно так поступили около 15% от всех избирателей. Единственный оставшийся вариант протестного голосования — графы «против всех» на иранских выборах нет. Кто убил иранскую демократию?

Еще накануне выхода Дональда Трампа из ядерной сделки в 2018 году положение иранского президента-реформиста Рухани отнюдь не

выглядело безоблачным. Расчет на то, что отмена западных санкций, состоявшаяся после подписания соглашения 2015 года, приведет к улучшению жизни населения, оправдался лишь отчасти. Инвесторы из Европы шли в Иран очень осторожно, положительные сдвиги в экономике в 2016–2017 годах наблюдались почти исключительно за счет снятия нефтяного эмбарго. Население было явно разочаровано тем, что реформисты пообещали быстрый рост благосостояния, но на деле обычный житель Ирана не успел почувствовать разницы.

В начале 2018-го произошло еще одно событие, имевшее большое символическое значение. В связи с протестами декабря 2017 — января 2018 года власти Ирана решили заблокировать в стране телеграм. Это шло вразрез с предвыборными обещаниями Рухани: никаких новых ограничений в интернете. Сам президент уверял, что решение принято не им, но народ это не утешало: Рухани уже воспринимали как политика, который не держит свое слово.

Однако решение Трампа похоронить ядерную сделку стало настоящей катастрофой для Рухани и всего реформистского лагеря. Вслед за возвращением санкций обвалилась экономика, подскочила инфляция, а на этом фоне по всем телеканалам продолжал вещать президент — он выглядел очевидным виновником произошедшего. На самом деле, ситуация была тревожной для всей политической элиты: все понимали, что без отмены санкций нормально развиваться почти невозможно. Однако консерваторы в той ситуации разглядели не только негатив, но и возможность наконец-то разделаться с реформистским лагерем.

Рухани сделали козлом отпущения. Президента и его министров нещадно критиковала консервативная пресса. Консерваторы в Меджлисе постоянно инициировали разбирательства для членов правительства, некоторых министров в итоге отправили в отставку.

Когда в ноябре 2019 года подскочили цены на бензин, в Иране вспыхнули массовые протесты. Рухани уверял, что такого решения не принимал и узнал о нем в тот же день, что и вся страна. Вероятно, инициатором и правда был не он: верховный лидер и другие политические силы продавили болезненную меру, чтобы решить вопрос с разросшимися субсидиями на бензин ценой репутации реформистов. И во многом это им удалось — протестующие среди прочего призывали президента оставить свой пост.

Консерваторы во власти, видя, что Рухани теряет поддержку населения, все чаще использовали доступные им формальные и неформальные механизмы, чтобы воплощать в жизнь свои решения. В итоге президент в глазах иранцев выглядел жалко: он напоминал приглашенного эксперта, который может высказывать свое мнение, но ничего не решает. На выборы в Меджлис в 2020 году не допустили почти никто из реформистского лагеря. Рухани неоднократно выражал возмущение по этому поводу, но народ за него не вступился и на улицы не вышел. Аналогичная история произошла и в ходе выборов президента в 2021 году: Раиси выиграл в гонке с заведомо слабыми кандидатами.

За 2020–2021 год консерваторы сосредоточили в своих руках контроль над Меджлисом, а президентом впервые стал человек, которого поддерживает Хаменеи. Но эта победа обошлась системе серьезными последствиями. Население больших городов, которое голосовало за реформистов, полностью утратило доверие к политикам этого лагеря, но это не заставило их полюбить консерваторов. Напротив, теперь эти люди возненавидели всех политиков страны. Иными словами, политическая модель в глазах значительной, а может, и большей части населения лишилась легитимности. Взорвалась эта бомба замедленного действия достаточно скоро: протестами 2022 года.