Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями
Шрифт:
Другой пример — ожесточенные протесты 2019 года против трехкратного подорожания цен на бензин. Недовольные поджигали заправки и банки, нападали на полицию и басиджей, перекрывали дорожное движение. Им ответили отключением интернета и стрельбой на поражение, в результате которой погибло от двухсот (по официальным данным) до полутора тысяч (по утверждениям правозащитников) человек. В то же время Рухани почти сразу объявил о новой системе социальных выплат, в рамках которой 60 миллионов человек (около 75% населения) получили прямую финансовую помощь, призванную частично компенсировать потери от роста цен.
Но не только массовые протесты с применением насилия помогают иранцам добиться своих целей. Локальные
Конечно, важно, с какими именно лозунгами выступают протестующие. Как правило, их участники борются с конкретными проблемами, политическими или экономическими: пересчитать голоса, не закрывать то или иное СМИ, решить вопрос с повышением цен, дефицитом воды, перебоями электричества, отключением газа, маленькими зарплатами и пенсиями. Требования протестующих сами по себе свидетельствуют, что они не выступают за свержение власти, а приглашают ее к диалогу и ждут шага навстречу. По крайней мере, такая модель доминировала последние тридцать лет.
Конец сентября 2022 года
Нилюфар живет на севере Тегерана, она почти образцовая представительница местной продвинутой молодежи. Работает в парфюмерной компании, почти все свободное время проводит в кафе, а политикой, казалось, совсем не интересуется. Но теперь в гостях она рассказывает друзьям:
— Мы просто вышли из кафе, ждали такси. У моей подруги спал платок, в этот самый момент мимо проезжала группа мужчин в камуфляже. Они вдруг останавливаются и говорят «вы должны проехать с нами». А в этот день в городе шли протесты. Но мы-то тут при чем? Мы тут же забежали обратно в кафе, полиция — за нами. Слава Всевышнему, менеджер помог, сказал: «Эти девушки — наши гости, в протестах не участвуют, просто хотят поехать домой».
— И как, от вас отстала полиция? — спрашивает кто-то.
— Если бы! Они сказали: тогда мы поедем с ними, чтобы убедиться, что они направляются домой. Работники кафе очень долго убеждали их, что мы не протестующие. Еле-еле удалось. Теперь вообще из дома выходить боюсь.
Примерно через неделю я снова встречаю Нилюфар, на другой домашней посиделке. Как обычно в эти месяцы, все только и говорят, что о политике.
— А вы все уже выходили на протесты? — спрашиваю я. Все кивают. — Даже ты, Нилюфар?
— Да. Один раз выходила. Конец диалога
Если рассматривать протест как форму диалога, важно понимать, к кому протестующие обращаются. Специфическая политическая система Ирана, описанная в первой главе, сочетает в себе выборные демократические и невыборные исламские институты. Президента или парламент можно сменить на выборах, а вот исламские институты: верховный лидер и его аппарат, Совет стражей конституции, КСИР — обладают большими полномочиями и ни от каких выборов не зависят. Влиять на все эти структуры через электоральные механизмы общество не может, поэтому достучаться до них можно, только выйдя на улицы.
Конечно, локальные демонстрации на уровне отдельного района или города могут повлиять на местное начальство, вроде муниципальных властей или руководства предприятий. Но когда речь идет о серьезных, общенациональных выступлениях, их адресаты сидят на самом верху — это те люди, которые в конечном итоге и принимают решение, кого допустить на выборы, а кого нет. Они же могут в случае необходимости одернуть исполнительную власть.
Такая модель оставалась относительно эффективной в 1990-е, 2000-е и начале 2010-х, но потом
Следующие три года казались скорее обнадеживающими для властей. Протесты шли постоянно, но были связаны с локальными и конкретными поводами: нехватка воды, перебои с электричеством, низкие зарплаты и пенсии. Однако народное возмущение после гибели Махсы Амини вскрыло все существующие противоречия и положило конец диалогу. Осенью 2022 года вышедшие на улицы требовали одного — свержения Исламской республики. Выступления стали беспрецедентными как по длительности, так и по географии охвата, и никто даже не заикался о реформах и уступках. Символом протеста стала борьба с дресс-кодом, фундаментальной чертой исламских порядков в Иране. Отказаться от него власти не могут в силу собственной идеологии.
К 2022 году большая часть населения страны утратила всякую надежду на медленные улучшения путем компромиссов и сближения позиций. Полумеры людей уже не устраивали. Власти реагировали растерянно: на уступки не шли, но перейти к тотальному подавлению не решались. Понятно, что по прошествии времени и со стороны может показаться, что протест просто закатали в асфальт. На деле разгоняли далеко не все митинги: где-то по толпе стреляли дробью, а где-то давали спокойно проскандировать и разойтись. Ощущалось, что у властей не было стратегии, и они в каждом конкретном случае действовали как придется. Но в любом случае о компромиссах в ситуации, когда протестующие скандировали «Смерть диктатору!» и «Это кровавый год, Хаменеи будет свергнут!», речи уже не шло.
Отдельные лозунги, направленные против верховного лидера и Исламской республики, на протестах можно было услышать и до 2022 года, но тогда их скандировали радикальные маргиналы, а большинство выходило на улицы, выступая против проблем в экономике или несправедливой социальной политики. В 2022 году требования массового протеста впервые были сформулированы столь четко, ясно и бескомпромиссно: снести само политическое устройство Ирана.
Декабрь 2022
— Ты же вроде журналист и аналитик. Расскажи, что ты понял? — спрашивает меня по видеосвязи моя знакомая Бита. Я уже уехал из Ирана и информацию с места событий могу получать только дистанционно, поэтому регулярно созваниваюсь с друзьями, которые остались в стране.
— Прежде всего, протесты, похоже, исчерпали свой потенциал. Пока было две большие волны: пик мирных выступлений пришелся на 26 октября, 40 дней с даты смерти Махсы Амини. Затем пик агрессивного протеста — неделя с 15 по 21 ноября. После этого активность начала снижаться. С самого начала протестующие применили насилие в отношении правоохранительных органов. Причем медленно шла радикализация протеста, нападения на силы безопасности происходили все чаще и организованней. Полиция с самого начала применяла дубинки и слезоточивый газ, а самые масштабные акции разгоняла дробью, но к полноценному подавлению перейти не решались до конца ноября. Вот тогда начались операции в курдских районах, когда части армии и КСИР брали в кольцо отдельные города, перекрывая дороги, а затем заходили в них и расстреливали протестующих.