Всем спокойной ночи
Шрифт:
За два месяца до окончания ее исключили за то, что она ухитрилась на спор долить литр водки «Финляндия» в бутылки с водой нашей женской баскетбольной команды. А еще за то, что на пару с одним из учителей физкультуры занималась в каморке для уборщицы тем, что вслух и назвать-то нельзя.
В конце концов, Мэри Элизабет собралась с силами и получила-таки школьный аттестат. Потом ее выгнали из Уэслиана, попросили покинуть Пенн, трастовый фонд Мэри Элизабет погорел еще раньше, чем ей исполнилось двадцать три года. А вскоре она сбежала с чечеточником из «Лорд оф данс».
В ту самую неделю, когда я начала работать в «Нью-Йорк найт», она, как гром среди ясного неба, позвонила мне. Мэри Элизабет выполняла девятый шаг (заглаживала вину перед теми, кому успела наделать гадостей). Почуяв шанс нарыть информацию, я устыдила ее до такой степени, что она согласилась звонить мне каждую неделю и сообщать, кого из знаменитостей встречала в спа и реабилитационных клиниках, где сама являлась желанным гостем.
Нашим боссом была женщина Полли.
Стекла в ее очках были такими толстыми, что могли остановить пулю, при этом казалось, будто она жила в редакции новостей. Полли находилась там, когда мы приходили утром. Она была там, когда мы уходили вечером. Мало того, что мы никогда не видели ее покидающей здание, мы ни разу не видели ее, выходящей из туалета.
Джейни и я проводили много времени, обсуждая сей феномен с Сандрой, похожей на моль книжной критикессой, получавшей огромное удовольствие, объявляя «смехотворной» каждую книгу, где девушка обретала молодого человека.
На голове у Сандры торчали неровные каштановые пряди, будто волосы стригли щипчиками для педикюра. Она также обладала степенью магистра искусств от престижного университета и рукописью в пятьсот страниц, где, я уверена, счастливого конца не было и в помине. Рукопись лежала в обувной коробке под кроватью, под письмами от тридцати шести литературных агентов, отвергших ее.
Мы все трое пришли к заключению, что чем меньше мы будем думать о выделительных особенностях нашего босса, тем лучше.
Босса Полли, главного редактора, звали Марк Перро. Он был известен лишь тем, что приблизительно раз в месяц, когда из-за верстальщиков опять срывалась сдача номера, выползал из своего кабинета и пытался швырнуть свое кресло в сторону фотографов. К несчастью, Марк, хотя и не являлся карликом в техническом смысле этого слова, все же ростом был под полтора метра, а весил много меньше, нежели само кресло. С огромным усилием он поднимал кресло до уровня груди, бессвязно бормоча и брызгая слюной: «Сколько еще мне терпеть эту проклятую гребаную некомпетентность?», шатаясь, делал несколько шагов вперед и затем с ужасным, свистящим воплем швырял кресло на разочаровывающую дистанцию в метр-полтора перед собой. Джейни и я забивались в угол за автоматом для продажи напитков и там тряслись от беззвучного смеха.
— Знаешь, что нам нужно сделать? — произнесла Джейни однажды вечером, поедая мороженое с орехами и фруктами, залитое горячим сиропом.
Мы сидели в кино, смотрели «Интуиция-3», отмечая, по настоянию Джейни, последний развод ее отца.
— Что?
— Переехать!
— Разве
Мне было известно, что Джейни жила в собственной квартире в апартаментах ее отца на Парк-авеню. Этот дворец из восемнадцати комнат, с собственным лифтом фотографировали для «Метрополитен-хоум».
— Скажешь тоже, не можем же мы вечно жить со своими родителями, — усмехнулась она.
— Думаю, то, как ты живешь со своим отцом, немного отличается от моей жизни.
— И тем не менее. — Джейни достала газету «Виллидж войс» из сумочки, которая стоила жизни нескольким маленьким крокодильчикам. — Смотри, трехкомнатная в Мюррей-Хилл за тысячу восемьсот в месяц! Мы очень даже можем себе это позволить!
Она обвела объявление контуром для губ и, прищурившись, посмотрела на страницу снова.
— А где это, Мюррей-Хилл? В Бруклине? — тревожно произнесла она.
Я поискала точку отсчета, понятную ей.
— Недалеко от Центрального вокзала.
— Супер! Поехали, посмотрим! — Джейни выхватила свой мобильник.
— Подожди, сначала нужно узнать, свободна ли еще эта квартира, потом договориться о встрече…
Джейни жестом заставила меня замолчать.
— Да, алло, с кем я говорю? Ахмед? Ахмед, говорит Джейни Сигал. «Ковровые покрытия Сигала».
Я покачала головой, хотя понимала, что мое сопротивление бессмысленно.
За время, прошедшее со дня нашей встречи в «Ревю», я побывала вместе с ней на многих потрясающих раутах. И за все шесть месяцев официальных приемов в музеях и концертных залах, с последующими фуршетами и выпивкой в барах и ночных клубах по всему городу, Джейни ни разу не дала мне повод почувствовать себя толстой, плохо одетой подружкой, какую держат при себе лишь для того, чтобы создать некий человеческий барьер между собой и всеми теми парнями, которые постоянно напрашивались угостить ее пивком, или потанцевать с ней, или попросить телефончик.
Мы вместе веселились, покупали пятидолларовые сережки на блошином рынке, угол Шестой авеню и Двадцать пятой улицы. Ели тушеную телятину на благотворительном приеме в Музее современного искусства, а потом, все еще в вечерних платьях, пели караоке в Чайна-тауне.
Джейни закончила разговаривать с Ахмедом и сообщила:
— Мы можем посмотреть квартиру в субботу днем.
Я облизала ложку и положила ее на салфетку.
— Вообще-то, у меня другие планы.
Она уронила телефон.
— У тебя свидание? Я могу пойти с тобой?
— Со мной?
— Могу притвориться, что я твой консультант по трезвости!
— Джейни…
Она отодвинула растаявшие остатки девятидолларового мороженого и радостно продолжила:
— А когда вам подадут карту вин, я, вся такая, скажу: «Нет, нет, нам этого не надо!» И еще скажу, что вообще-то тебе нельзя бегать на свидания, но твой лечащий врач дал тебе специальное разрешение. А потом…
— Джейни! Нет, ты не можешь пойти со мной на мое свидание и притвориться, будто ты мой консультант по трезвости. Честно говоря, никакого свидания нет.