Всем стоять на Занзибаре
Шрифт:
«Меня ждут. Может, Сугайгунтунг раскаялся в своем признании, передумал и уже не желает уезжать? Я ему не позволю. Не смею».
Еще полчаса у него ушло на то, чтобы определить, как именно охраняется территория. Помимо патрульных машин, которые тихонько курсировали по каждый из трех главных улиц, семь полицейских стояли на посту вокруг пятиугольного сада Сугайгунтунга: по одному на каждую глухую сторону, пара на воротах, пара у задней калитки. В остальном, как он с облегчением обнаружил, жизнь в квартале, по-видимому, шла своим чередом. До него доносились обрывки телепрограмм. В доме
Ну, значит, ему хотя бы не грозит иметь дело не только с охранниками, но и с любопытными соседями.
Уходя сегодня утром из гостиницы, он попросил таблетку транка, подумав, что она станет отличным подспорьем на последнем критическом этапе. Сейчас он проглотил ее, молясь, чтобы его не вывернуло прежде, чем растворится капсула.
Когда транк подействовал и можно было не бояться, что в самый неподходящий момент у него начнут стучать зубы, он пробрался к декоративно деформированному деревцу, которое заметил сегодня утром и которое нависло над стеной сада Сугайгунтунга. Полицейский, охраняющий эту сторону дома, по-видимому, неизменно проходил прямо под ним.
Вот он прошел снова, но на сей раз в основание шеи ему ударили сведенные стопы Дональда. За ними рухнуло все тело, и охранник упал лицом в раскисшую от дождя землю. Он трепыхался всего несколько минут, потом потерял создание – нос и рот ему заткнула глина.
Избавившись от его тазера – бросив его в лужу, где оружие разрядилось в облаке шипящего пара, – Дональд снова залез на дерево. Там он осторожно прополз по самому крепкому нависавшему над стеной суку и спрыгнул по другую сторону, где его падение смягчил цветущий кустарник. Эта часть сада просматривалась от главных ворот, где под фонарем стояли бок о бок двое охранников, но они смотрели в другую сторону.
Дональд заметил только одно святящееся окно, закрытое деревянными ставнями. Стараясь не попасть в круг света, отбрасываемого фонарем над входной дверью, он подобрался к дому и заглянул внутрь. Сугайгунтунг был один, сидел на низеньком табурете перед столом, заставленным пустыми тарелками и мисками: очевидно, только что закончил ужинать. Открылась дверь, и вошла женщина, которую он видел сегодня утром, чтобы спросить, не пора ли убрать со стола.
Завернув за ближайший угол дома, Дональд зашел с противоположной стороны, спеша воспользоваться тишиной, ведь полицейские очень скоро заметят отсутствие своего коллеги. В задней части дома имелись раздвижные двери, выходившие в сад. Заглянув внутрь, он не увидел ничего, так как в комнате царила кромешная тьма, но стоило ему тронуть дверь, в лицо ему ударил сноп ослепительного света.
На мгновение он застыл, слишком пораженный, чтобы пошевелиться. Потом измученные глаза определили, что свет зажег сам Сугайгунтунг, что ученый узнал его и идет открывать ему дверь.
Сжимая рукоять пистолета, он отступил на шаг, отчаянно надеясь, что никто не смотрит из-за стены в эту сторону.
– Мистер Хоган! – воскликнул Сугайгунтунг. – Что вы тут делаете?
– Вы сами предложили к вам зайти, – сухо отозвался Дональд; благодаря проглоченному транку
– Да! Но полиция сказала, что собирается вас арестовать, и…
– Знаю. Я сегодня ударил одного репортера камерой, а Тотилунг жаждет меня депортировать, вот и ухватилась за этот предлог. Более того, если вы не погасите свет, у нее появится такая возможность!
– Входите, – пробормотал, отодвигаясь в сторону, Сугайгунтунг. – В доме нет никого, кроме моей экономки, а она почти глухая.
Дональд поспешил протиснуться мимо него. Закрыв дверь, Сугайгунтунг опустил деревянные жалюзи, закрывающие комнату от любопытных взглядов.
– Профессор, вы еще хотите того, чего, по вашим словам, хотели вчера? – Тревожно дожидаясь ответа, Дональд держал руку поближе к пистолету.
Сугайгунтунг поглядел на него недоуменно.
– Вы хотите получить шанс перестать быть ширмой для политиков? – резко спросил Дональд. – Я сказал, что смогу вам это устроить. Для этого я рискнул жизнью. Ну?
– Я весь день об этом думал, – помолчав, сказал Сугайгунтунг. – Наверное, да… наверное, это как если бы сбылась мечта…
Вдалеке раздался крик, за ним послышался шум бегущих ног. Дональд внезапно почувствовал, что обмяк, как тряпичная кукла.
– Слава богу. Тогда вы должны сделать так, как я скажу. Немедленно. Уже сейчас, боюсь, слишком поздно, но будем надеяться, проскочим.
Сугайгунтунг бежал по дорожке, ведущей к задней калитке, у которой стояли еще два охранника, Дональд двигался бесшумно – параллельно ему по мягкой земле. Обернувшись на звук шагов, охранники включили ручной фонарь.
– Скорей, – задыхаясь, протараторил Сугайгунтунг. – Ваш сержант хочет, чтобы вы пошли к той части дома! – Он указал налево. – Кто-то оглушил человека, который охранял там стену!
Полицейские поглядели в указанном направлении: там метались лучи фонариков, чей-то голос пролаял приказ. Оба сразу поверили, что Сугайгунтунг говорит правду, и рванули туда.
Стоило им завернуть за угол, Дональд распахнул калитку и пропустил Сугайгунтунга вперед. Калитка выходила в лабиринт петляющих дорожек, который он разведал сегодня утром. Теперь – направо и вниз к морю.
«Что мне делать, если этот паршивец Халаль меня подвел?»
Но еще слишком рано думать про такие ужасы. Дональд, насколько смел, торопил Сугайгунтунга, поверх свиста собственного дыхания прислушиваясь, нет ли за ними погони. Ничего. Вот они уже выскочили на тихую жилую улочку. Теперь им нужно идти не спеша, время от времени переходить на другую сторону, чтобы их не узнал какой-нибудь из местных, вышедший прогуляться вечером.
После бесконечного ожидания на перекрестке они увидели впереди такси, которое смогли подозвать. На нем они добрались до набережной и вышли на туристическом пятачке площади, где стояло несколько ресторанов, специализирующихся на жареной рыбе и ятакангских народных песнях. Стараясь идти с толпой, но при этом держаться в тени навесов и ширм, не подходить к мостовой на перекрестках, чтобы не привлекать к себе внимания, Дональд повел Сугайгунтунга в конец набережной, а оттуда – на берег, где днем видел тридцать – сорок рыбацких лодок.