Всемирный следопыт, 1926 № 03
Шрифт:
В осенние и суровые зимние месяцы они со своими семьями, скотом и домашним скарбом удаляются в недоступные горные трущобы, ставят там свои складные кибитки-юрты в защищенных от ветра ущельях, загоняют стада в известные лишь им одним места, где зимой под снегом имеются сочные пастбища. С наступлением же весны их многочисленные караваны перекочевывают на летовку к берегам Кызиль-Су в Алайскую долину.
Здесь они находят все, о чем может лишь мечтать не избалованный своей суровой родиной, свободный, как птица, беззаботный мечтатель — кара-киргиз.
Дивная природа, необозримый простор,
Таких охотников, с таким тонким чутьем и поразительно острым зрением, до тонкости изучивших характер зверя и птицы, таких спокойных и выдержанных, какими являются кара-киргизы, трудно найти на земле.
Кара-киргизы охотятся без собаки. Природа снабдила их звериным чутьем Они такие искусные следопыты, которым могли бы позавидовать воспетые путешественниками краснокожие племена Америки.
Любимой охотой кара-киргиза является охота на алайского козла — киика. Один из курьезных эпизодов такой охоты, едва трагично не окончившийся для одного из ее участников, и составляет предмет настоящего рассказа.
II. Сборы в путь.
С тех пор, как я вышел из душного вагона Средне-Азиатской железной дороги на станции Андижан, прошла всего лишь неделя, и вот я уже в городе Оше, исходном пункте нашего путешествия. Ош это последний уездный пункт Таджикистана, расположенный по обоим берегам горной реки Ак-Буры.
Мой спутник, Ананьев, старый турке-станец, родившийся и выросший среди туркестанской природы. Несмотря на то. что он постоянный житель Ташкента, бывшей столицы Узбекистана, теперь перенесенной в Самарканд, он чувствует себя здесь, как дома.
Ананьев — настоящий охотник, не из сорта искателей приключений. К охоте он относится серьезно, в ней заключается весь смысл его жизни.
О приезде Ананьева уже толкуют на ошском базаре, и с самого утра небольшая квартирка, отведенная нам благодаря любезности местных властей, осаждается кара-киргизами-охотниками, все старыми друзьями «узун-аяка» (длинноногого), как называют Ананьева на Алае за его высокий рост.
Я, хотя и владею узбекским языком, но мне с трудом дается улавливать быструю гортанную киргизскую речь моего товарища по путешествию.
Он беседует с пожилым алайским киргизом, одетым в ситцевый пестрый халат. Загорелое, лоснящееся лицо горца приветливо улыбается своими узкими прорезями глаз, сквозь щелки которых сверкают карие зрачки.
— Познакомьтесь, — обращается ко мне Ананьев, — это Тимур, тот самый, о котором я столько вам рассказывал. Представьте себе, чтобы встретить нас, он всего лишь с одной остановкой отмахал на своем горнячке семьдесят одну версту. Молодец ты, право, Тимур, — хлопнув своего приятеля по плечу, добавил Ананьев.
— Завтра на рассвете я буду здесь с керекешами[6]), — заявил Тимур, — да пошли человека в Ак-Басага к Касыму, пусть приготовится
— Кто это такой Касым? — спросил я Ананьева.
— Касым, — отвечал он, — это племянник Тимура, молодой охотник за кииками. Он знает каждую тропу, каждый куст можжевельника, где проходят или скрываются горные козлы. Без него мы ничего не сделаем.
— Да, вы, Ананьев, прекрасный организатор, — заметил я. — Все у вас так налажено, не успели приехать, а к вам уже стекаются нужные вам люди. Каким образом вы все это подготовили?
— Я? — воскликнул мой спутник — Я здесь не при чем. Этой организации мы всецело обязаны базару.
— To-есть как это базару? — удивился я.
— А очень просто, — отвечал Ананьев, — дней за пять до нашего от’езда из Ташкента я встретил на базаре знакомых алайских охотников, с которыми и поделился нашим планом. Этого было вполне достаточно. Уж таковы эти каракиргизы: у них всякая новость разносится с невероятной быстротой. Однако, нам пора на базар. Необходимо купить вьючные сундуки, «ягтаны», да запастись с’естными припасами и подарками для жен наших хозяев: киргизки до смерти любят разные побрякушки.
На базаре царило большое оживление и шум.
Кустари-медники несмолкаемо стучали молотками. Разносчики громко выкрикивали свои товары. Степенные купцы гордо восседали в лавках, выжидая покупателя. Верблюды, арбы, с сидящими верхом на лошади арбакешами, маленькие длинноухие, семенящие ножками ишачки, всадники на прекрасных лошадях, — все это пестрело яркими тонами, все это двигалось и жило чуждою для европейского взора своеобразною жизнью Азии.
Закупив все необходимое, мы вернулись домой.
III. По пути в горы.
Уже было совершенно светло, когда я вышел на двор, чтобы умыться в арыке. У ворот я заметил стоявших вьючных лошадей с уродливыми чамами[7]) на спинах. Тут же стояли приведенные для нас Тимуром две горные алайские лошадки.
Не прошло и четверти часа, как наш маленький караван потянулся по улицам спящего города.
Переночевав в небольшом кишлаке Мады, мы снялись перед самым рассветом и постепенно стали втягиваться в чернеющее впереди Лянгарское ущелье. Это ущелье; врезываясь в Алайский хребет, представляло собой величественную картину.
Над головой сияла прозрачная небесная лазурь. Справа высилась каменная мрачная стена, а слева зияла черная пропасть, на дне которой, ворочая камни, с ревом и громыханием рвали и метали пенившиеся, словно кипевшие, воды реки Талдыка. Впереди ущелье замыкалось снежными великанами, будто сделанными из чистого фарфора.
Над головой сияла небесная лазурь. Слева высилась каменная мрачная стена, а справа зияла пропасть, на дне которой, ворочая камни, рвали и метали воды реки Талдыка.