Всемирный следопыт, 1926 № 03
Шрифт:
Керекеш наш следовал пешком, понукая своих лошадок. Иногда он взбирался на вьюк и затягивал свою заунывную песню.
Прислушавшись, я не мог удержать смеха. Наш керекеш импровизировал, глядя на снежные алайские вершины:
«Между двух гор лежит снег…
Тает он или нет?
А мне какое до того дело!»
Окончив
Но вот мы спустились к реке. Откос был крут и опасен. Камни срывались из под ног лошадей и падали с шуршанием в вдду.
— Смотрите в оба, осторожней! — закричал мне Ананьев.
Я был на чеку. Моя лошадь осторожно переступала передними ногами, искусно тормозя задними. Вот ее ноги уже погрузились в пенившиеся воды реки. Я увидел, как вода достигла брюха коней Ананьева и Тимура, ехавших впереди. Голова кружилась от быстрого течения. Мне казалось, что меня относит в противоположную сторону. Я старался не смотреть на воду и предоставил полную свободу коню. Теперь уж берег медленно полз на меня. Еще несколько усилий моего горнячка, два-три порывистых движения его утомленного корпуса, — и я очутился на берегу.
Я вздохнул полной грудью от пережитых волнений. Животное отряхивалось. Обернулся, чтобы взглянуть на вьючки, и… о, ужас! Одна из вьючных лошадей барахталось по горло в воде. Я видел, как переваливались и кувыркались уносившиеся водой ягтаны Ананьева. Выбравшийся на берег с уцелевшимся вьючном керекеш беспомощно глядел на утопавшее животное, что-то крича на своем гортанном наречии.
Я поспешил к Ананьеву. Тот был совершенно спокоен.
— Ничего не поделаешь, хуже бывает. Хорошо еще, не все потеряли, — сказал он.
Тимуру удалось таки вытащить один из ягтанов, выброшенный на отмель, куда также выплыла и тонувшая лошадь и, отряхнувшись, стояла, как ни в чем не бывало. Другого ягтана так и не отыскали, потеряв, таким образом, половину наших огнестрельных запасов.
— Еще два дня мученья, а там всласть отдохнем у Касыма, — ободрял меня мой неунывающий спутник.
IV. За кииками.
Уже солнце зашло за снеговые алайские вершины, и вся долина внезапно окуталась сумерками, когда мы на рысях под’езжали к четырем юртам, ярко озаренным пламенем пылавшего неподалеку от них костра.
Здесь мы были встречены самим хозяином.
Одет он был в белый чекмень. При свете костра я мог разглядеть его полное, молодое, скуластое лицо, обрамленное жиденькой бородкой. На его гладко выбритой голове красовалась нарядная тю бетейка.
Он бросился навстречу Ананьеву и схватил его руки обоими руками. Лицо Касыма сияло неподдельной радостью.
В один миг мы были окружены всем населением аула обоего пола. Когда я вошел в юрту, то не мог не восхищаться убранством этого жилища алайского охотника.
Каркас
Несколько пар киичьих рогов, небрежно сложенных в кучу, напоминали вязанку дров для костра. На стене был привешен череп тянь-шаньской козули — марала, которой, повидимому, хозяин гордился больше других своих трофеев.
Когда мы, поджав под себя ноги, уселись на ковре вокруг поставленного перед нами подноса со сластями, называемых дастарханом, то две молодые жены нашего хозяина, начали подносить нам чашки с кумысом, а юрта понемногу стала наполняться гостями. Здесь были и члены аульного совета, и старый Кази (судья), и местные охотники, и просто праздные аульные гуляки.
— Мало нынче стало кииков, — жаловался один, — илииков (горных козуль), сколько хочешь, а вот кииков нет. За ними приходится лазить чуть ли не на самые верхушки. Заберется он туда, да и бродит по краям страшных снежных карнизов.
— Трудно брать киика летом, — подтвердил другой.
— Ну, а зимой спускается киик в долину? — спросил я.
— В долину — никогда, — отвечал Касым. — Ниже снежной границы не сходен, в том-то и беда. Архар, так тот хоть спускается в долину, когда чует приближение смерти, почему на Памирах столько разбросано архарьих черепов. Киик же гибнет на вершинах и воду-то он пьет лишь на истоках горных ручьев в ледниках, — закончил Касым свои пояснения.
Весь следующий день мы провели в полном отдыхе и к вечеру лишь стали подготовляться к походу на кииков.
V. На снежных вершинах Алая.
Кроме Тимура и молодого охотника Аслана, Касым не брал с собой никого.
— Только мешать будут, — заявил он.
Не прошли мы и версты, как пришлось уже подниматься на крутую, почти отвесную гору, сначала пролезая через густые заросли арчи[8]), а затем карабкаясь по почти отвесному каменистому скату.
Только к вечеру мы добрались до снеговой линии.
Здесь нестерпимый жар сменила приятная бодрящая прохлада. Пришлось одеть даже полушубки.
Около небольшого горного потока мы увидели стадо горных козуль. При первом же выстреле они шарахнулись во все стороны, а одну меткая пуля Ананьева уложила на месте.
Аслан пошел за добычей, которую притащил на плечах и, натаскав арчевых веток, мы полакомились вкусной, жареной на вертеле козлятиной.
Ночь пролетела без сновидений. Никогда еще не приходилось мне спать таким мертвецким сном.
С рассветом мы снова стали карабкаться в гору.
Теперь с каждым шагом становилось труднее и труднее дышать.