Всемирный следопыт, 1927 № 06
Шрифт:
Когда остеклянели ее глаза, погладил я ее в последний раз по голове, махнул рукой, да и пошел, куда глаза глядят, в степь, не сняв даже и седла, хотя в потнике и порядочно
Где и сколько я бродил — не знаю… Подобрал меня купеческий караван, что возвращался в Андхой из бухарских владений.
Пробыл я без памяти, сумасшедшим больше полгода, — а вы знаете, как относятся к сумасшедшим мусульмане. Кто-то кормил, поил меня, а когда понемногу вернулась память, то люди стали звать меня стариком, хотя мне еще и сорока лет не было.
Поступил я на почетную, стариковскую службу, вожатым каравана к одному хозяину. Так и прожил у него до самого того времени, как русские стряхнули с плеч своего царя и вырвали у своих баев их имущества, как у змеи ядовитый язык. Перебрался я тогда на Аму и сделался проводником у разных казенных людей, которые теперь разъезжают по степям уже не для притеснений и обид, а для пользы народа.
Познакомился я и с «болшебеками» (большевиками) и подумывал войти к ним в партию. Отказать мне они не отказали, но только разъяснили: «Ты, — говорят, — дед, старых корней дерево, все старину жалеешь. А старину забывать надо да к новому приучаться. По ненависти к байству ты нам свой человек, а все же любовь к старому тебя крепко держит. И выходит, ты человек — половинка. Ну, а джолдаш [19] ) ты для нас хороший, и мы тебя не отталкиваем».
А как мне старого не вспоминать, когда с ним вся моя удаль крепким арканом связана! Да и Ак-Юлдуз все в том же прошлом.
19
Попутчик.
Тяжело вздохнул Джанбатыр и, помолчав, прибавил:
— Хорошо теперь все повернулось для бедняков. Сделали болшебеки то, о чем еще с детства думала моя голова. А все же не забудешь старое. Были и джигиты в прежнее время, были и кони. Теперь таких не увидишь…
Наступило молчание. Джигиты укладывались спать.
От камышей Аму-Дарьи слабо доносился визгливый, заливистый плач шакалов.
Джанбатыр лежал неподвижно, укрывшись с головой халатом. Улегся и я, но долго не мог заснуть, перебирая красочную жизнь этого самобытного чудака, своеобразного «революционера-консерватора».
Величайшая коллекция рогов
На этой фотографии мы видим величайшую коллекцию рогов диких животных, которую вывез из своей африканской экспедиции американский путешественник и охотник Кермит Рузвельт. Коллекция эта пожертвована Чикагскому естественно-историческому музею. Куратор зоологического отделения этого музея, доктор Осхуд, снят на первом плане с рогами огромного оленя.
ПИГМЕНТИН
Фантастический рассказ И. Окстона
Рисунки худ. А. Шпира
Андрея встретила старушка Фрина, исполнявшая в доме Рофа обязанности экономки. Сам дядя Роф за неделю до приезда Андрея уехал в научную командировку в Париж. В оставленном на имя Андрея письме он объяснял, что не имел возможности отложить отъезд, попросил Андрея «быть как дома» и непременно дождаться его возвращения.
В Трулль Андрея влекло не столько желание увидеть дядю Рофа, сколько другие соображения, и потому он хладнокровно отнесся к факту отсутствия хозяина. Дочь директора коммерческого училища Эмма Нойль приехала на летние каникулы в Трулль двумя неделями позже Андрея. Встреча молодых людей была самая сердечная.
За три года разлуки Эмма Нойль из хорошенького подростка превратилась в изящную молодую девушку. Никогда не покидавшее Андрея чувство симпатии к Эмме, с которой он ранее находился в товарищеских отношениях, теперь приобрело характер влюбленности. Эмма отвечала Андрею тем же чувством — и это обстоятельство озарило пребывание молодого человека в Трулле светом спокойной радости.
Беседуя на берегу живописного Трулльского озера, молодые люди делились воспоминаниями о минувших днях. Островок, на котором они когда-то играли в «робинзонов», попрежнему красиво зеленел среди озера; только вязовая поросль на нем стала выше и темнее. Всматриваясь в лицо своего друга, Эмма заметила:
— Ты удивительно загорел, хотя лето еще только начинается. У тебя совершенно коричневый цвет лица.
— Я и сам этому удивляюсь, — сказал Андрей, любуясь нежной белизной лица Эммы. — Прежде я так никогда не загорал.
Они прошли парком к широкому полю, где, бывало, резвились в детстве. Город остался за деревьями парка, кругом не было ни души. На горизонте виднелась зубчатая стена отдаленного леса. Переходя болотце, молодые люди ощутили тонкий аромат болотных цветов. Они сели на широкий камень — поблизости от журчащего ручейка. Было тихо, над горизонтом всходила луна в виде большого красноватого диска.
— Есть бесчисленное множество миров, — сказал Андрей, настроенный астрономически под влиянием восхода луны и тишины вечера. — Но мы совершенно неправильно считаем самостоятельными мирами отдельные небесные тела. Это— миры воображаемые. Точно так же, как воображаемый мир — земной шар.
Взор Эммы выразил удивление. Андрей продолжал:
— Действительный мир всегда непосредственно воспринимается чувствами. Сейчас для нас двоих действительный мир состоит из этого земного круга, некоторого количества воздуха над ним, облаков и восходящего лунного диска. Все, что находится вне этой видимости, не существует. Мы двое — единственные разумные существа этого мира…
— Правильнее сказать, единственные неразумные существа! — поправила Эмма, остановившись и снимая с ноги вымокший в болоте ботинок. — Было бы гораздо разумнее обойти это болотце, а не лезть в него.