Всемирный следопыт, 1927 № 08
Шрифт:
Захарыч открыл один глаз, комиссар нахмурился.
Гинс, уткнувшись в иллюминатор, ничего, кроме серого зеленевшего сумрака, не увидел. Он радостно улыбнулся, закричал, как мальчишка:
— Полный, ПОЛНЫЙ вперед!
Вместе с воем электромоторов захрипели голоса:
— Есть!.. Есть!..
Антон чувствует, как мокнут щеки и солоно на губах.
Оглядываются кругом. У всех влажные глаза, горящие буйной радостью жизни, чудовищного восторга.
— 39…37…30…
Радуется Чумисов. Он чуть не пляшет у штурвала, приседая при каждом выкрике.
В перископ полоснул свет. Впился в него Гинс. Невдалеке от «Пантеры» медленно и величаво
— Право руля…
Еще, еще!..
— Есть п-р-а-во! — сипит боцман. Он попрежнему невозмутим и спокоен.
— Есть еще п-раво!
Море спокойно. Малюсенькая ровная зыбь, и на краю горизонта пылает пламенем золотой диск солнца.
«Солнце! Здравствуй, старый бродяга — солнце!»
— Всплывай!!
Теперь и Топе ухмыляется, а боцман хочет пить.
— Есть!
— Продуть среднюю!
Нажал рычаг Навагин, и когда послышалось характерное бульканье, долгожданный шумок за бортом — осел на рычаги и захныкал тихонько. Антон оттолкнул его, крикнул:
— Продута средняя! — и прекратил продувание.
— Самый малый!
По палубе захлюпала вода, и было это хлюпанье слаще и дороже всех земных звуков, ближе и милей.
Гинс смотрит на часы.
«Восемь часов вечера… Ну, и молодцы, ребятки! Да это же рекорд!», — думает он и чувствует, как от этого рекорда в глазах огненные круги и мухи разноцветные…
Десятки воспаленных мутных глаз глядят на Гинса. Слышит он невыносимый хрип команды и свой, такой же.
Гинс глядит и иллюминатор — чуть вздрагивает… Десятки вытаращенных глаз в немом вопросе уперлись в Гинса…
Открыта вентиляция рубочного люка. Холодной струей вливается воздух в лодку. Жадно пьют его сухие глотки.
Открываются люки. Плотной, тяжелой массой выстреливает воздух. Он давит на уши, гонит слюну — и благодатно живительным, опиваются им люди до одурения.
— Стоп, моторы!
Частая дробь подошв о железный трап. Все вдруг сразу вспоминают, что невыносимо хочется курить.
Тарахтят спичками, просыпают махорку, с оглоблю свертывают козьи ножки, набивают трубки.
Пф-ф-у-у! От-то, как славно!
Море играет мириадами бликов. Золотой шар неохотно закатывается за ясный горизонт, зажигает малиновым пожарищем облака.
Тянет запахом иода, прелых морских растений.
Блаженно дышат уставшие груди.
Люди благодушно поругивают черную неуклюжую мину…
* * *
Улюлюкая, «Пантера» протяжно завыла сиреной. У орудий завозились артиллеристы, словно не было ничего полчаса назад. Рявкнули залпы, и дернул вечерний тихий воздух — чудовищный взрыв. Осколки мины падали в воду, черный дым стелился по спокойному морю.
У
Через полчаса опят рычали дизеля на «Пантере», опять стелилась за кормой дивная линия забортной струи.
Впереди вставали желанные берега…
№ 7 «Всемирного Следопыта» с приложением Вокруг Света» сдан на Московский Почтамт
для московских подписчиков — 7 июля, для иногородних — 13 июля Вып. 7 «Библиотеки Следопыта»: для московских подписчиков — 27 июля; для иногородних — 30 июля.
ПОДЗЕМНЫЕ ЧАСЫ
Фантастически-приключенческий рассказ
С. А. Семенова
Рисунки худ. С. Лодыгина
Пески и пустыни Средней Азии издавна манили к себе путешественников и исследователей. Но только теперь, благодаря поддержке советского правительства, ассигнующего большие средства на подобные изыскания, под исследовательскую работу подведен реальный фундамент.
Как известно, путешественник Козлов открыл в песках Кара-кума мертвый город Хара-Хото. Эта находка говорит о некогда цветущей культуре исчезнувших с лица земли азиатских народов. Мысль исследователей-археологов горячо работает теперь над разгадкой этих культур и людей, их созидавших. Автор настоящего рассказа допускает связь народов Средней Азии с древней Грецией и, исходя из этого, рисует фантастическую картину найденных им в подземных лабиринтах мертвого города сокровищ эллинского искусства и техники.
Больше месяца мы безуспешно рылись среди развалин древнего города. Кроме нескольких серебряных монет и обломков глиняной посуды, нам ничего более найти не удалось. Запасы провианта подходили к концу, а вместе с этим истощались и надежды на успех экспедиции. Колоссальные массы песка были удалены в центральных частях города, но помимо голых, массивных стен, кое-где уцелевших арок и сводов, там ничего не оказалось. Обсыпавшиеся и потемневшие кирпичи старинной кладки мрачно глядели на нас. Повидимому, еще задолго до исчезновения в песках Кара-кум[5]) эти руины были разграблены жившими по соседству народами. Все, что имело какую-либо ценность, вплоть до материала, годного для постройки, было унесено еще много столетий назад. Древность самого мертвого города, по толщине слоя наносного песка и многим другим признакам мы измеряли двумя тысячелетиями.