Всходы Власти
Шрифт:
— Напоследок позвольте посоветовать вам одну вещь, друг мой. — тихо добавил я перед уходом. — Если вам доведётся ещё раз увидеть тварь, схожую с той, что пыталась заставить вас убить меня, бейте сразу и наверняка, не вступая в разговоры. Уверен, то, что вы услышали, ещё не самая чудовищная ложь, которую подобные им могут придумать.
Взгляд первожреца церкви людей чётко дал мне понять, он легко последует этому совету.
Интерлюдия
Это был сырой, заплесневелый
Но сегодня в нём была жизнь — пока ещё была.
Старик в простом чёрном балахоне, который обычно носили те из слуг, что хотят казаться неприметными в тёмных, не слишком хорошо освещённых замках, стоял с костяным кинжалом в руках, нервно его сжимаю.
На широкой старой каменной плите, частично потрескавшейся от времени, лежал привязанный в ней мужчина средних лет с кляпом во рту.
Всего один факел, который держала высокая, закутанная в тряпье не первой свежести неподвижная фигура, освещал подвал, но подслеповатого старика совсем не волновало скудное освещение.
Куда более сложные вопросы терзали его разум. Словно призрак, он ходил кругами вокруг пленника, поднимая и опуская кинжал и долго, пристально разглядывая вырезанные на нём таинственные символы.
Наконец, старик ненадолго покинул подвал, выход из которого привёл его на окраину замшелого, полуразрушенного и заросшего растительностью замка, открывая его взору потемневшие, затянутые тучами небеса, из которых моросил слабенький дождь.
Некоторое время пожилой, частично лысый и сморщенный мужчина смотрел на небеса, словно ожидая какого-то знака.
Но небеса не отвечали, продолжая орошать землю мелким дождём.
Мужчину звали Улос: здесь и сейчас, он мысленно подводил итоги своей жизни. Грубый чёрный балахон промок и прилип к телу, но это его совсем не волновало. Всю свою жизнь он был простым слугой и настолько привык к этому, что даже в мыслях называл себя только так.
Быть может, и не самая плохая судьба. Всяко лучше, чем всю жизнь пахать на полях, пугаясь нападения очередного хищника из леса. По крайней мере, он дожил до преклонных лет.
Когда-то у него были мечты о большем. Выучиться, стать алхимиком. Открывать новые составы и придумывать удивительные зелья, подобно мастерам древности, что изобрели жидкий огонь. Но как это часто бывает с жизнью, мечты столкнулись с жестокой действительностью. И всё же, даже до самых преклонных лет, Улос сохранял веру в чудо, когда другие старики давно утратили надежду.
Наверное, в этом была жестокая ирония богов: взлететь за последние годы своей жизни из простого слуги до королевского советника.
Такой головокружительной карьере позавидовали бы многие. О таком старый слуга даже и не мечтал, ограничиваясь куда более скромными грёзами.
Неистребимое даже временем любопытство, совмещённое с какой-то детской мечтательностью и спокойствием, присущим
Старик вновь посмотрел взгляд на костяной кинжал. Казалось, вот она, мечта, только руку протяни. Бессмертие или всего лишь продление жизни — неважно. Для его мечты хватило бы и пары десятилетий, которых не будет в этом усталом, потрёпанном и явно видавшем лучшие годы теле.
Вопрос лишь в том, чем ты готов пожертвовать для этого.
Улос решительным шагом вернулся в подвал и подошёл к пленнику, занося костяной стилет. Он видел, как его господин убивал людей. Повелитель учил его, что любой человек способен на подобное. И всё же в последний миг лезвие застыло в нерешительности.
Быть может, его сил просто недостаточно, чтобы решиться на подобное, подумал старик. Возможно, он просто никчёмный, ни на что не способный слуга. А может, он просто не хочет этого, а желания и мечты молодости просто угасли с приближением смерти.
Пожилой мужчина скривил лицо в гримасе отвращения и отбросил в сторону костяной стилет.
— Тебе необязательно это делать. Чем бы эти северные твари ни заставляли тебя, ты можешь отказаться. — захрипел здоровенный мужчина на каменной плите, проглотив наконец кляп. — Освободи меня. Я неплохой воин. Вместе мы вызволим остальных, разделимся, кто-то сможет добраться до короля и рассказать ему, что здесь происходит…
Часть старика очень хотела рассказать пленнику, что всё это делается с приказа и одобрения короля. Но всё же он был достаточно умён, чтобы понимать, какие вещи никогда не стоит говорить вслух.
Шаркающей старческой походкой Улос добрался до стены, к которой отбросил стилет, медленно, тяжело наклонился и поднял его. Распрямившись, он вновь подошёл к пленнику и занёс орудие… Лишь затем, чтобы бессильно опустить его.
— Чтобы они не сделали с тобой, им не изменить людскую природу. — неотрывно смотрел на него пленник. — Ещё не поздно помочь всем нам.
Что-то капнуло с потолка, отвлекая старика. Он поднял голову вверх и уставился на тёмный, покрытый мхом, протекающий потолок подвала. Забавная мысль пришла ему в голову: если была за его жизнь вещь, в которой он действительно хорош, то это бытие слугой.
Кто бы из его хозяев и когда ни ворчал на него, он всегда исполнял свои обязанности с прилежанием и достоинством.
Никто бы не мог упрекнуть его в обратном. Но сейчас его годы уже подходят к концу. Зрение слабеет, руки дрожат, и разум словно бы стало заволакивать туманом. Однако в одном Улос был уверен — он всё ещё нужен своему господину. Последнему господину. И будет нужен всегда, раз тот собирается жить вечно. Тому самому, что единственный из всех выбрал его сам. Тому, что вознёс никчёмного простака на вершину, спрашивая взамен лишь жалкую верность.