Вскормленная
Шрифт:
– Это легко, – ответила я, глядя на слово «говяжий» на висящем за его головой плакате на стене.
«Ласт краш» имел именно тот мрачный сельский вид, что всегда заставляет меня вспоминать о смерти через повешение: деревянные балки; болтающиеся, как лигатуры, голые восстановленные лампочки с потолка. Их тут хватило бы на освещение стадиона, никому столько света не нужно.
– Хлеба? – предложил Джейс, протягивая корзину с углеводами опасно близко от моей головы.
Я себе представила, как ресторан наводняет стая зомби, гной и кровь размазываются по
– Спасибо, но не надо, – ответила я.
Глава десятая
Доктор Маджуб не согласилась распрощаться со мной по телефону:
– Если вы хотите закончить, то следует проявить уважение к той работе, что мы совместно сделали, и провести финальный сеанс.
Никакого желания проявлять уважение у меня нет, но почему-то я оказалась у нее в кабинете, через стол, а между нами четыре контейнера какой-то массы с названием «Тераплептическая антимикробная модельная глина».
– Рейчел, если это наш последний сеанс, я бы хотела, чтобы мы попробовали что-то немножко иное, – сказала доктор Маджуб. – Я надеюсь, что вы согласитесь проделать некую работу в рамках арт-терапии.
Не хотелось мне соглашаться, но глина уже была готова к работе.
– В процессе наших сеансов я записала некоторые слова, которыми вы описывали собственное тело, – сказала, кашлянув, доктор Маджуб. – «Аморфное». «Не владею собой». «Противно тронуть». «Разнесло». Такой выбор слов показывает мне глубокую дисморфо…
– Нет, – перебила я. – У меня нет ощущения, будто меня разнесло.
– Это слово, которое вы употребили.
– Я говорила о будущем. Не хочу дойти до такого – чтобы меня разнесло.
– Тогда более точно было бы сказать, что эти описания относятся к тому, какой вы боитесь стать?
– Так – да, верно.
– Но не к тому, какой вы себя видите сейчас.
– Да, не к сегодня.
– Окей, – подвела она итог. – Я бы все-таки попробовала этот подход, если можно. Хотела попросить вас, чтобы вы из этой глины вылепили свое изображение. Я надеялась, что мы сможем идентифицировать – визуально, тактильно – несоответствие между тем, какой вы себя воспринимаете, и тем, какой вас видят другие…
– Нечто вроде автопортрета?
– Да, – говорит она. – Но сейчас я думаю, что более продуктивно было бы, и привело бы к более глубокому пониманию, если б вы согласились вылепить для меня – и для себя на самом деле – визуализацию этих будущих страхов, которые вы описываете. Кто эта «не владеющая собой» женщина, которой вы так боитесь стать? Как она выглядит?
– Вы хотите, чтобы я слепила тело?
– Ну да, – отвечает она.
Я похожа на Микеланджело? Меня стала брать досада, но до конца сеанса осталось еще 36 минут.
Я открыла контейнер с розовой глиной, зачерпнула ком, раздавила его в руке. Отщипнула кусок, сделала круглую голову. Потом поставила ее на стеклянный журнальный столик доктора Маджуб. Взяв остальную глину,
За лепкой я забылась. Мне действительно нравилось это ощущение: прохлада глины, ощущение тепла в работающих руках, бездумность, работа на ощупь, женщина, растущая у меня в руках. И еще я поняла, пока лепила, что создаю не то, чем боюсь стать. Не возможное будущее, а форму, которую и сейчас отлично знаю. Я леплю ту, что всегда во мне живет, и ей предназначено выйти наружу. И больше всего пугало, как сильно это нравится моим рукам.
Из остатков желтой глины я слепила волосы. А потом протянула фигурку доктору Маджуб.
– Вот, – сказала я. – Довольны?
– Отличная работа, Рейчел. Я искренне ценю ваше согласие на эту попытку. Если не ошибаюсь, вам это упражнение доставило удовольствие?
– Это было приятно.
– Хорошо. Теперь позвольте мне задать вопрос. Это тело – эта фигура, которую вы вылепили, – вы это имели в виду, когда говорили: «аморфное», «не владею собой», «противно тронуть», «разнесло»?
– Не знаю, – ответила я. – Слепила, потому что вы мне велели слепить.
– Ага, – задумчиво сказала она, покачивая на ноге башмак. – Тогда позвольте спросить: вы себе представляете, что так бы вы выглядели, если бы…
– Нет, – перебила я. – Просто так получилось.
Мне не хотелось ей говорить, что я в каком-то смысле ощущаю эту фигурку частью себя самой. Будто я вылепила себя – вид изнутри.
– Мне кажется, она прекрасна. А вам?
– Ничего себе.
– Ну, мне кажется, что она вполне прекрасна. И вполне достойна любви, даже более чем достойна. Вам не кажется?
– Что?
– Не кажется, что она достойна любви?
– Угу, – ответила я с пылающими щеками. – Наверное.
И заплакала, разозлилась. У меня было чувство, что обдурили меня. Это должно было быть завершение терапии, а не спектакль с демонстрацией искусства психолога.
Вылетела я из кабинета, даже дополнительную плату не отдав. Добравшись до машины, сообразила, что дурацкая глина все еще у меня в руке. Открыв багажник, я сунула эту штуку в мусорный мешок со старыми шмотками.
– На хрен ваши инсайты!
И захлопнула багажник.
Глава одиннадцатая
На седьмой день детокса я зашла в «Йо!Гуд» за обычным своим удовольствием: 16 унций без топинга – и оказалось, что мальчик-ортодокс сегодня не работает. Вместо него женщина, с виду моих лет – может быть, моложе, двадцать два – двадцать три года. Очень бледная, с синими глазами и пшеничного цвета косой. Брови у нее золотистые, а ресницы почти белые. От светлой кожи лицо ее смотрелось несколько неожиданно – как будто я забыла, что губы бывают розовые, а вот сейчас, посмотрев на нее, вспомнила.