Вслепую
Шрифт:
— Знаешь, теперь я читаю символы карт по другому, — тихо говорит Оминис, перебирая позвонки и кусочки ребер. — Раньше палочка показывала мне слова, теперь там есть еще знаки и цвет. А еще… Я стал видеть сны.
— Правда? — почти в полный голос говорит Элис, забывшись от радости — значит, они смогут работать в этом направлении, ведь существуют омуты памяти, зелья сновидений. — И что в них? — спрашивает она уже тише.
— Иногда это сон-воспоминание, вижу закат над Хогвартсом, золотые блики над озером. Но в основном, — он перегибается через стол, снова касаясь её ладони, —
Он замолкает, потому что профессор подходит ближе, активно шуршит пером, но когда Онай удаляется, придвигает свою подушку поближе.
— Это не похоже на сны-картинки, — теперь ему даже не нужно перегибаться через стол, он так близко, что его слова отпечатываются на коже. — Больше на сны-ощущения. Как ты касаешься меня, оставляешь поцелуи на моей шее…
Элис вспыхивает от его тихих слов, не зная куда деться от смущения. Даже находясь столько времени вместе, они не могут позволить себе проявлять чувства по всей школе. Легкие поцелуи украдкой, почти невесомые объятия в пустых коридорах и соединенные ладони во время прогулок по внутренним садам Хогвартса — все, чем приходится довольствоваться. Из-за учебы и тренировок они редко выходят за ворота, и даже Крипта негласно остается территорией магии, а не их взаимоотношений. Оминис там всегда сосредоточен и едва ли позволяет себе взять её за руку.
Элис сама не замечает, как приоткрывает губы, проводит языком по зубам, подается всем телом вперед.
— Мне так нравится как ты дышишь, когда смущена, — окончательно добивает он её, отчего Элис вскакивает, громко захлопывая тетрадь.
— Профессор, кажется, я закончила с костями, можно взять кофе?
Она пролетает сквозь сизую дымку, зная, что Оминис позади улыбается одной из своих коварно-сладких улыбок, предназначенных лишь ей. А когда возвращается с полной чашкой дымящегося напитка, садится ровно напротив, да еще и поближе к остальным столикам.
Пить кофе в душной аудитории посреди дня — то, к чему Элис так и не смогла привыкнуть за полтора года, но она поспешно проглатывает вязкую горечь — и без того потратила слишком много времени на предыдущее задание. Темное пятно на дне кажется слишком большим, и Элис дважды вращает чашку по часовой стрелке и ставит на блюдце. Ученики могут задавать разные вопросы, но для удобства во время гадания на кофейной гуще спрашивают о будущем на месяц: так легче проверить точность трактовки. Пока Элис открывает учебник, черные разводы текут по чашке на дно, скапливаясь во что-то очевидное. Она отвлекается от книги и замирает — еще никогда форма кофейной гущи не была столь четкой, столь читаемой, столь… осязаемо зловещей.
— Профессор Онай, — поднимает она руку, рассматривая силуэт.
Со дна чашки скалится чудовище, когти у него длинные, способны достать жертву отовсюду, а клыки — она четко видит их на белом фоне — с маленькими капельками под ними, будто сочатся ядом.
— Что такое, мисс Морган? — Онай подходит к их столику и едва заметно вздрагивает. — Вы хотите, чтобы я помогла расшифровать это? Но вы же знаете, что значение увиденного всегда зависит от гадателя.
— Я знаю, просто не хочу ошибиться, — хотя ошибиться едва ли возможно, и дело не
— Верно, мисс Морган. Скрытый и опасный враг.
***
В день, когда идет первый снег, за учительским столом в Большом зале слишком оживленно. Элис замечает, как директор Блэк с недовольным выражением лица о чем-то переговаривается с своим заместителем. А потом профессор Уизли стучит ложкой по кубку, привлекая внимание.
— Как вы знаете, в прошлом году не было турниров по квиддичу, — громко говорит она, оглядывая учеников. — И мы рады сообщить, что тренировки начнутся с января.
Зал гудит, оглашаемый воплями радости. Полтора года в школе не было ни тренировок, ни соревнований, отчего многие студенты впали в уныние, особенно Имельда Рейес — соседка Элис по спальне, которая и дня не могла прожить без разговоров о своем любимом виде спорта.
— Но это еще не все, — Уизли выдерживает паузу, дождавшись наконец, пока зал успокоится. — Руководство Хогвартса решило устроить в этом году бал перед Рождеством.
Зал взрывается во второй раз, в этот раз Элис даже готова поддержать их воодушевление — ей нет никакого дела до квиддича, но на балу она не была ни разу.
— И поскольку событие это весьма редкое, то в этот раз никаких ограничений по возрасту, — продолжает профессор Уизли. — До бала еще полторы недели, пожалуйста, напишите своим родителям, чтобы выслали подходящие наряды для такого дня.
Весь оставшийся завтрак ученики обсуждают только это. Что надеть, кого пригласить, как упросить родителей купить новый костюм.
— Ты ведь пойдешь со мной? — спрашивает Оминис в самое ухо, будто не желает ни с кем делиться даже частичкой своего голоса.
Элис только улыбается, продолжая завтракать. Пусть немного помучается без её ответа. Не только же ему издеваться над ней. Хотя в голове уже рисуется, как Оминис подает ей руку, как ведет её в танце со всей своей спокойной уверенностью — в том, что они научаться вальсировать вслепую, Элис даже не сомневается.
Никто не обращает внимания на залетевших сов — утренняя почта сейчас точно не самое важное. Черного филина Элис видит здесь впервые. Он летит над всеми, широко расправив крылья, а затем резко снижается, опуская перед Элис большую коробку. На ней её имя, и она не задумываясь тянет серебряную ленту. Дорогая ткань с не менее дорогой вышивкой и белым конвертом заставляют Элис задержать дыхание, словно воздух вокруг вдруг стал ядовитым.
— Что это такое? — спрашивает Оминис, и Элис полностью разделяет тревогу, пробившуюся в его голосе.
— Это платье, — она с осторожностью ломает фамильную печать. — Подарок для меня. Нам с тобой желают отлично провести бал и приглашают на Рождество. И, полагаю, отказаться мы не можем.
— От кого оно? — он уже и сам догадывается, чувствует по её дрожащему голосу.
От того, кто не способен на жест доброй воли и не стал бы дарить просто так подарки.
— Оминис, оно от твоего отца.