Вспомни о Флебе
Шрифт:
Рука Ксоксарла, которую выше локтя держала последняя проволока, почти освободилась. Он пожал плечами, и проволока сдвинулась вверх и расслабленно легла на плечо.
— Старик, Эвигер, дружище, — сказал он. Эвигер поднял взгляд, удивлённый перерывом в монологе Ксоксарла.
— Что?
— Это звучит глупо, и я не упрекну тебя, если ты побоишься, но мой правый глаз чертовски чешется. Не почешешь его? Я знаю, солдат, которого чуть не до смерти измучил зудящийся глаз, выглядит глупо, но за последние десять минут он едва не свёл меня с ума. Почешешь? Возьми ствол своего ружья, если хочешь; я
Эвигер встал и посмотрел на голову поезда.
Он не может слышать воя сирены. Он стар. А остальные, помоложе, могут? Или этот звук слишком высок для их ушей? А машина? Ну иди же сюда, старый болван! Иди!
Юнаха-Клосп растащил обрезанные кабели. Теперь он мог пролезть в кабельную шахту и попытаться обрезать их дальше вверх, делая проход.
— Робот, робот, ты меня слышишь? — Опять женщина, Йелсон.
— Ну, что у вас теперь? — спросил он.
— Хорза больше не получает данных из вагона-реактора. Он хотел бы знать, что ты там делаешь.
— Это уж точно, я чертовски хотел бы знать, — пробормотал на заднем плане Хорза.
— Мне пришлось перерезать некоторые кабели. Кажется, это единственный путь в вагон-реактор. Потом отремонтирую, если вы настаиваете.
Связь на мгновение прервалась. В этот миг Юнахе-Клоспу показалось, что слышится какой-то высокий звук. Но он не был в этом уверен. По ту сторону порога восприятия, подумал он про себя. Связь снова восстановилась.
— Хорошо, — сказала Йелсон. — Но Хорза говорит, чтобы в следующий раз, если решишь что-нибудь перерезать, ты ставил его в известность. И прежде всего если это будут кабели.
— Ну ладно, хватит, надоело! — закричал робот. — Оставьте меня в покое, пожалуйста!
Канал снова отключился. Робот на мгновение задумался. Ему пришло в голову, что где-то включился сигнал тревоги, но по логике сигнал этот должен был дублироваться на палубе управления, а он, когда говорила Йелсон, ничего не слышал, кроме упрёка Оборотня на заднем плане. Поэтому никакой тревоги быть не могло.
И робот снова полез режущим полем в реактор.
— Какой глаз? — спросил Эвигер издалека. Бриз сдул солому тонких желтоватых волос ему на лоб. Ксоксарл ждал, что мужчина заметит, что случилось, но тот только откинул волосы назад и с выражением неуверенности на лице посмотрел на голову идиранина.
— Вот этот, правый. — Ксоксарл медленно повернул голову. Эвигер снова посмотрел на нос поезда, потом на Ксоксарла.
— Только не говори об этом сам знаешь кому, ладно? — попросил старик.
— Клянусь. Только давай скорее, пожалуйста, а то уже никакого терпения.
Эвигер шагнул вперёд, но всё ещё был вне досягаемости.
— Честно, без всяких фокусов? — решил он удостовериться ещё раз.
— Слово солдата. Клянусь незапятнанным именем моей матери-родителя. Моим кланом и моим народом! Пусть Галактика превратится в пыль, если я лгу!
— Ладно, ладно. — Эвигер поднял ружьё вверх. — Я хотел только убедиться. — Он приблизил дуло ружья к глазу Ксоксарла. — Где там у
— Вот здесь! — прошипел Ксоксарл. Его свободная рука метнулась вперёд, схватила ружьё за ствол и дёрнула. Эвигер, крепко державший ружьё, подлетел вместе с ним и ударился о грудь идиранина. Из груди его резко вылетел воздух. Ружьё метнулось вниз и ударило по черепу. Хватая ружьё, Ксоксарл отвернул голову на тот случай, если оно выстрелит, но это оказалось излишним: Эвигер держал его на предохранителе.
В освежающем бризе Ксоксарл опустил оглушённого человека на пол, потом взял лазерное ружьё в рот и рукой установил регулятор на минимальную энергию. Скобку спускового крючка он оторвал, чтобы освободить место для своих больших пальцев.
Проволока плавилась легко.
Подобно клубку змей, выползающих из дыры в полу, из шахты выскользнул пучок кабелей, от которых он отрезал примерно по метру. Юнаха-Клосп вплыл в узкую трубу и ухватился за оголённые концы следующего метра кабелей.
— Нет, Йелсон, — сказал Хорза, — тебя я не возьму ни в коем случае, даже если решу идти вниз не один. — Он улыбнулся. Йелсон нахмурилась.
— Почему? — требовательно спросила она.
— Потому что ты нужна мне на корабле. Тебе придётся следить, чтобы Бальведа и наш командир отделения вели себя хорошо.
Йелсон прищурилась.
— Твоё счастье, если это все, — промурлыкала она.
Улыбка Хорзы стала шире. Он отвернул лицо, как будто ему хотелось сказать больше, но он почему-то не мог.
Бальведа сидела, болтая ногами, на слишком высоком сиденье и размышляла о том, что могло быть между Оборотнем и этой тёмной, покрытой пухом женщиной. Ей показалось, что она заметила какую-то перемену в их отношениях, выражавшуюся главным образом в том, как с ней обращался Хорза. Добавился новый элемент: что-то новое определяло его реакцию на неё, но Бальведа никак не могла это идентифицировать. Всё это было довольно интересно, но ничем ей не помогало. У неё хватало своих проблем. Бальведа знала свои слабости, и одна из них беспокоила её сейчас.
Она по-настоящему начинала чувствовать себя членом этой команды. Она наблюдала за Хорзой и Йелсон, которые спорили, кто должен сопровождать Оборотня после их возвращения на «Вихрь чистого воздуха» при следующем посещении Командной Системы, и не могла не улыбаться украдкой. Эта решительная, деятельная женщина была ей симпатична, даже если не отвечала взаимностью на её чувства, и она не находила в своём сердце той непримиримости, которую должна была ощущать по отношению к Хорзе.
Это была ошибка Культуры. Она считала себя слишком цивилизованной и умной, чтобы ненавидеть своих врагов. Вместо этого она пыталась понять их и их мотивы, чтобы получить духовное превосходство. После победы она умела обращаться с побеждёнными таким образом, чтобы они не стали снова врагами. Это была хорошая идея, пока ты не слишком сближаешься с врагом. Но если проведёшь с ним некоторое время, такая эмпатия может обернуться против тебя же. Рука об руку с этим деятельным сочувствием должна была идти какая-то отстранённая, нечеловеческая агрессия, но Бальведа чувствовала, что от неё она как-то ускользала.