Вспышка. Книга первая
Шрифт:
Стол был накрыт на огромной, размером с футбольное поле, террасе, откуда открывался вид на переливающийся огнями Лос-Анджелес. Здесь, на вершине горы, вдыхая теплый ночной воздух, Шмарии казалось, что он парит в пространстве. На протяжении всего обеда ему с трудом удавалось не смотреть все время на дочь. Колеблющийся желтый свет свечей внутри светильников усиливал ее пленительную красоту.
– Я без остановки говорила о себе, – заметила Тамара, наклоняясь к нему через стол. – Теперь твоя очередь рассказать о себе. Как прошли твои выступления? Я хотела пойти на одно из них, но, к сожалению, не смогла. Поэтому хочу обо
Он покачал головой.
– Мне пришлось отдать предназначенное ему письмо одному сочувствующему нам бизнесмену, у которого есть связи в вашем Белом доме. – Он смущенно улыбнулся. – Мне бы хотелось обсудить с ним наши проблемы, но… кажется, в настоящий момент проблемы евреев не слишком его заботят. Боюсь, ни одно правительство, кроме правительства Великобритании, не поддерживает нашу борьбу за подлинную независимость и свободу, я уж не говорю о ее признании. А Британия, к сожалению, считает нас скорее своей колонией, чем территорией, имеющей право на независимость. Британия является одновременно нашим самым стойким сторонником и самым большим противником нашей свободы! Какая ирония судьбы, правда? – Он грустно усмехнулся. – Не стану притворяться, президент Рузвельт разочаровал меня. Встреча с ним могла бы оказаться очень плодотворной. Однако мы не можем позволить себе жить в сослагательном наклонении.
Тамара во все глаза смотрела на отца, десертная ложка замерла на полпути к губам.
– Я этого не понимаю. Президент Рузвельт всегда казался мне защитником обездоленных. Прежде я считала, что если кто и выступит в поддержку вашей борьбы, так это именно он, но, поскольку помощи от Рузвельта ждать не приходится, как еще вы обеспечите поддержку своего дела?
Шмария тяжело вздохнул.
– Я пытаюсь. Поверь мне, пытаюсь. Поэтому-то я и здесь. Чтобы пробудить общественность и получить так необходимую нам материальную помощь. Но даже многие евреи считают меня слишком… как бы это сказать… несгибаемым? Им нравится думать, что все можно сделать спокойно и к тому же в бархатных перчатках. – Он удрученно покачал головой. – Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.
– А в Палестине? Не сомневаюсь, что там для всех евреев ты – герой.
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Боюсь, что это не так.
Она изумленно посмотрела на него.
– Не могу в это поверить! После всего, что ты пытаешься сделать?
– Люди, чьи интересы я представляю, находятся в меньшинстве даже среди евреев Палестины. Евреи вообще едва составляют пятую часть нашего населения.
И, наверное, только десятая их часть поддерживает меня. Да и из этих лишь единицы осмеливаются открыто выступить в мою поддержку из страха перед арабами и боязни, что англичане могут использовать их для того, чтобы заманить меня в ловушку. – Он улыбнулся. – Как видишь, все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.
– Но здесь, во время твоей поездки, тебе удалось собрать необходимые средства и заручиться поддержкой?
– Лишь отчасти, но не столько, сколько нам надо. Создается впечатление, что всем очень нравится идея создания еврейского государства, но никто не хочет осознать, что для этого нужны средства. А все ведь сводится к политическому давлению, деньгам и оружию. История не знает ни одного государства, которое было бы создано без насилия.
Тамара улыбнулась.
– Значит, ты действительно
Шмария рассмеялся.
– Вроде тех, что видишь на экране?.. – Он устало вздохнул – Ну, что-то в этом роде. Если бы все было так просто, как в фильмах. Я ненавижу насилие, но только с помощью оружия мы можем выжить. Я не говорю, что мы должны перестрелять всех арабов. Я говорю только, что, когда на нас нападают, мы должны уметь защитить себя. И даже нанести ответный удар. В тысяча девятьсот двадцать девятом году произошла резня евреев. Мы не можем позволить, чтобы это когда-либо повторилось.
– А почему тебе приходится скрываться? – спросила она. – Почему англичане так упорно разыскивают тебя? Ты же не делаешь ничего противозаконного. Правда?
– Нет делаю, по существующим английским законам, – отозвался Шмария и улыбнулся. – Однако я верю в то, что с точки зрения нравственности делаю правое дело. – Но, заметив озадаченное выражение на лице Тамары, он попытался успокоить ее: – Поверь мне, я предпочитаю жить в согласии со своей совестью, даже если из-за этого за мою голову объявлено вознаграждение.
Тамара была ошеломлена.
– Это правда? За твою голову объявлено вознаграждение?
– Пока нет, но очень скоро, возможно, так и будет, – рассмеялся он.
За столом на минуту воцарилось молчание. Его прервал Луис.
– Вы считаете, что в Палестине действительно удастся создать еврейское государство? – спросил он приглушенным голосом. – Вы думаете, это не пустая мечта? Такое возможно?
– Так должно быть, – мрачно ответил Шмария. – Иначе все евреи в мире обречены. Ситуация в Европе такова, что вы и понятия не имеете, насколько важно, чтобы это произошло как можно скорее. – Он тяжело вздохнул и негромко добавил: – Пока не поздно.
– Но почему? – спросила Инга. – Из-за чего сейчас ситуация стала намного хуже, чем это было всегда? Я думала, что у евреев всегда были неприятности.
Шмария окинул взглядом сидящих за столом и выждал несколько секунд.
– Полагаю, вы все слышали об Адольфе Гитлере?
– Этот Чарли Чаплин, – рассмеялась Инга. – Маленький бродяга! Он выглядит точь в точь как Чаплин.
Вслед за ней рассмеялись и Луис с Тамарой.
– Не смейтесь. – Лицо Шмарии было серьезным. – Этот немецкий фюрер далеко не так комичен. Каким бы смешным он вам ни казался, народам всего мира следовало бы отнестись к нему посерьезнее. Неужели вы не понимаете, что этот человек, возможно, представляет собой самую страшную опасность двадцатого века?
– Этот клоун! – презрительно фыркнула Инга. – Не может быть, чтобы вы говорили серьезно! – Она пристально посмотрела на Шмарию.
Он кивнул.
– Я говорю абсолютно серьезно. Если вам дорого будущее, то вам и всему остальному человечеству следует изменить свое отношение к нему, пока не поздно. Очень скоро его нельзя будет остановить. С тех пор как в январе прошлого года Гитлер пришел к власти, он превратился в настоящего диктатора. Вы хотя бы представляете себе, что это значит? В его подчинении находится все в Германии. – На щеках Шмарии выступили желваки, глаза засверкали гневом. – Все. И он не терял времени зря, чтобы упрочить эту власть. Он объявил вне закона и распустил все оппозиционные политические партии. Запретил забастовки. Все, включая культуру и религию, теперь находится в ведении правительства. – Голос Шмарии упал. – И каждый день там исчезают евреи. Мы должны выяснить, что с ними происходит. Если его не остановить, все больше евреев будет исчезать бесследно.