Встреча на деревенской улице
Шрифт:
— Сколь терпеть-то буду! — закричит на него Катя. — Что все пьешь да пьешь?
— Ма-алчать! Чего ты понимаешь, почтарь? Я — Михаил Кузнецов. Весь мой род — кузнецы. А ты — Лапшина. Лапшу, видно, любили в твоем роду.
— Может, кто и любил, да не я, как и ты не кузнецкого роду. Был, да все пропил!
— Ма-алчать! Я — кормовая база!
— Да если б все были такие, как ты, вся бы скотина давно подохла.
— Еще поговори! — И в глазах уже дикий огонь.
Ну, что с ним сделаешь? Отступиться только да поплакать с досады. И плакала. Но однажды, перебирая разные бумаги — искала страховку, —
«Ну ладно, Михаил Антонович, что-нибудь придумаем. Найдем и на вас управу». Думала, думала и придумала.
— Сердись не сердись на меня, Зинаида Михайловна, но больше работать я у тебя не буду, — сказала она заведующей почтой.
— Это почему же?
— В полеводческую бригаду ухожу.
— Да чем здесь плохо?
— Всем хорошо, только и то подумай, Зинаида Михайловна, как мне своего обуздать! Ведь совсем житья не стало. Пьет и пьет. Так что уж другого на мое место подыскивай.
Потом пошла к председателю. Дождалась, пока тот освободился, и спросила напрямую:
— Ну-ка, скажи, Иван Васильевич, доволен ты работой моего мужа?
— Ох, Катя, лучше б в другой раз и глаза мои его не видели. А куда денешься, если у меня на великом счету каждая трудовая единица. Готов и сам угостить, только чтоб он да его приятели работали.
— И на доску Почета повесить?
— А куда денешься. Балую.
— Тогда вот что, давай так договоримся. Ты его с полеводства, а меня на его место ставь.
— А его куда?
— А никуда. Пускай болтается как знает.
— Да как же так, он ведь колхозник.
— Не колхозник, а пьяница! И ты его таким, Иван Васильевич, сделал. Ну да ладно, тебя корить не стану, если по-моему сделаешь.
— Задала ты мне задачку, Екатерина Васильевна.
— Не бойсь, еще не раз будешь мною доволен.
— Бойся не бойся, а как только приказ подпишу, сразу же на два дня с ночевкой уеду в дальнюю бригаду, чтоб твой Мишка тут скандал не учинил.
И в этот день Михаил пришел не то чтобы пьяный, но крепко навеселе. Покрикивал на жену, придирался по всякому поводу. «Ладно уж, — сдерживалась Екатерина, — недолго осталось терпеть. До завтрева. А там, голубчик, сразу по-другому запоешь».
Утром она вместе с мужем отправилась к конторе правления на развод.
— А ты чего? — недовольно покосился на нее Михаил.
— Значит, надо.
— Это еще за каким лешим? Какие такие у тебя в конторе могут быть дела, если ты почтарь?
— А я больше не почтарь.
— А кто же?
— А я в полеводстве буду работать.
— Еще чего не хватало, чтоб рядом со мной торчать. Иди-ка домой!
— Да как же я пойду, если уже в приказе есть.
— Какой такой приказ? Чего не дело-то мелешь!
— А вон чего-то мужики у доски приказов толпятся, может его и читают.
Полеводы и верно толпились у щитка, где вывешивались приказы и объявления, и посмеивались, оживленно переговариваясь друг с другом.
Михаил, широко шагая, подошел к ним. Глянул на приказ через плечо одного, другого — и оторопел.
«Ну-ну!» — внутренне вскричал Михаил и крупно зашагал к конторе, но там, кроме счетовода, тихого старичка, никого не было.
— Где председатель? — еще с порога гаркнул Михаил.
— А в дальнюю бригаду уехал.
— Бригадир где?
— И бригадир уехал. А тебе чего?
— Чего-чего, ты не рассудишь! — с этими словами Михаил выскочил на улицу — думал вместе с мужиками в поле выехать, но там никого не было. Уехали. И Екатерина уехала.
Михаил постоял, повертел головой по сторонам, чертыхнулся, плюнул и, не зная, что делать, направился к дому. На пути попалась почта. «Как же это ее Зинаида-то отпустила?» — подумал он и завернул на почту.
— Здорово живешь! — входя, сказал он заведующей.
— Здравствуй. А ты чего ж не в поле?
— А ты будто не знаешь?
— А чего мне знать?
— А того, что Катька моя там, а я как вроде теперь безработный.
— Ой, так это ж и хорошо. А у меня как раз вакантное место. Может, пойдешь почтальоном?
— Это почтарем-то?
— А что, хоть и почтарем, хоть и письмоносцем, а можно и работником связи. Это смотря кто как назовет...
— Ну да, мне больше делать нечего, — зло сказал Михаил, но тут же подумал, что и верно делать-то ему нечего.
— Вон письма лежат, — показала на почту заведующая.
— Не отпускала бы Катьку, так и не лежали бы.
— Да разве удержишь. Вот ты муж, а и то не справился.
— Ничего, справимся. За мной не пропадет. Покедова!
И широким шагом вымахнул на улицу.
На улице было пусто, как обычно бывает в эту пору, но Михаил всегда в это время находился в поле, и поэтому тишина и безлюдье поразили его. И стало неловко оттого, что вот все работают, а он вроде лодыря. Он пошарил в карманах, но там были только спички и пачка сигарет. Значит, нечего и глядеть в ту сторону, где магазин. В кредит продавец только Степке Спиридонову верил. А Степка Спиридонов в поле... Тогда куда же и глядеть? И Михаил, чертыхаясь, пошел к дому. А потом уж, то думая, то не думая о жене, то ругая ее, а то и грозя, зажег газ, варил картошку и зелень для поросенка, кормил кур, сидел у крыльца на скамейке, курил и ждал, когда придет стадо, но, как только увидел двух старух на дороге, тут же ушел. А то — еще чего не хватало! — начнут расспрашивать, не заболел ли... Потом разогрел себе еду. Потом точил топор да еще кое-чего по хозяйству старался. И к вечеру уже нетерпеливо поглядывал на дорогу: не покажется ли машина с полеводами. И как только показалась, тут же, как и от старух, поскорее убрался в дом.
Сел в простенок. Слышал, как жена звонко чему-то рассмеялась и, после того как машина пошла дальше, застучала каблуками по ступенькам крыльца. Тут он нахмурился и мрачно уставился в пол.
Ох и вид же у него был, когда Екатерина взглянула на него. Ни с какой стороны подступиться невозможно. «А и не надо, и не надо, Михаил Антонович. Мы-то работали на покосе, а вот чем вы занимались тут?» Заглянула в бадью: не сполоснул — невелика беда, зато накормил поросенка. Выглянула в окно — кур нет, значит, загнал в сарай. И спохватилась: «Корова-то недоена!»