Встреча на деревенской улице
Шрифт:
— Доил ли корову-то?
— Тебя, что ль, ждать буду, — не ответил, а прорычал.
«Ну что ж, хоть заговорил. Теперь-то уж полегче станет. Ехала, боялась, чтоб шуму не учинил. А он на-ко, еще и по хозяйству постарался».
— Обедал ли?
— Тебя ждать буду!
Уже и не рычал, а только отрывисто так, это чтоб характер не очень уронить.
— Ну, тогда, значит, и одна поем. Только вот сбегаю к Авдотье.
— Это зачем же еще?
— Да складчинку мы решили, скинулись на вино. Так вот выпью, а потом уж и поем, — ответила Екатерина и пошла к двери.
Михаил от неожиданности
— Да ты что это! Что еще за складчина?
— А чего, только тебе, что ль, можно?
— Да я... ты что, не видишь, что ли, что я трезвый?
— Правду? Господи, да я уж и не помню, когда ты таким был. Ну-ко, дай хоть погляжу-то. — Екатерина приблизилась к мужу, внимательно стала всматриваться в его крупное, костистое лицо, со злым прищуром немного запавших глаз, с сединой в короткой щетине щек, с туго поджатыми темными губами.
— Вроде и верно трезвый... Как же это ты так-то?!
— А ты еще поизмывайся! — В глазах Михаила блеснули тусклые всполохи.
— Да разве я над тобой измываюсь, — ласково сказала Екатерина. — Это ведь ты надо мной да над самими собой измываешься... — Она отошла от него. — Ну да что говорить. Сам все знаешь, не маленький. Но только знай одно, Михаил, из бригады я не уйду!
— А я куда?
— Ну, какую-никакую работенку найдет тебе председатель.
— Какую-никакую мне-то? Да что, я отбросок какой?! Ну, у меня с ним будет особый разговор, а с тобой давая договоримся так: или я в полеводстве и ты уходишь, или живи как хошь, но только не со мной.
— А что уж такого худого, что я в полеводстве, а не ты? Сегодня были очень довольны, как я работала, — ответила Екатерина, а сама дрогнула от радости. Если условия ставит — значит, и договориться можно. И если зацепочка есть, так надо за нее как следует ухватиться.
— Мною недовольны? Кто на доске-то Почета был весной?
— Был да сплыл. Теперь я буду!
— Значит, решила на посмех людям выставить? Больше не поедешь на покос — вот тебе мое слово!
— Да как же так, если я приказом зачислена?
— Как зачислили, так и отчислят. А иначе, гляди, и дом пополам!
— Ох уж только этим-то не стращай. Пьяниц-то не очень в судах любят. Так что еще неизвестно, кому дом останется. А за то, что мне такие обидные условия ставишь, я с тебя потребую. Пусть будет по-твоему, уйду из бригады, но только чтоб больше не видала тебя с работы пьяным. Как заявишься таким, тогда уж бесповоротно уйду в бригаду.
Михаил закурил. И раз от разу затягивался все глубже и глубже, так что даже закашлялся. Смял окурок. Шумно втянул в себя воздух.
— Это что ж, значит, и не выпей? — наконец глухо сказал он, недобро глянув на жену.
— Почему же не выпить? На то праздники. Можно и выпить, но не каждый же день.
— Праздник... Какие у нас праздники. Летом-то и не до них. Да хоть той же и весной, осенью.
— Ну и летом бывают. Петров день. Да и после бани можно. Да и так уж, если Нина с Костей приедут. Почему ж с зятем не выпить. Не бойсь, не отвыкнешь.
— О, черт! — поскреб в голове Михаил. — Ну, ладно... Иди к бабам-то, поди-ка ждут.
— Ну да, плевала я на это винище. Если ты ограничил, так чего ж мне ходить. Мне и с тобой ой как
— Ишь ты, — крутнул головой Михаил и впервые улыбнулся. — Ну, тогда давай хоть чаю попьем, что ли...
— Ой, да я сейчас, — метнулась к газовой плите Екатерина, — сейчас я. — И радовалась, как это она ловко насчет складчины-то придумала. Вот уж ловко, так ловко!
Не поручусь, что Михаил стал после этой истории трезвенником, но все же... все же...
1977
СОСЕДИ
— Здорово, соседка!
— Здравствуй, сосед!
— Как живешь?
— Все так же.
— Хорошо или худо?
— И так и так.
— Ишь ты как умеешь, а у меня не выходит.
— А как же у тебя?
— А у меня только хорошо.
— Молодец ты!
— Ага, так все говорят.
Он подходил к ней ближе — теперь их разделял только штакетный забор — и глядел в ее веселые, с лукавыми всплесками, темные глаза.
— Черт, надо же такие глаза устроить!
— Нравятся?
— Спрашиваешь... Нет, что ни говори, а не такого тебе надо мужа, как Санька...
— Да и тебе не мешало бы покрасивше, чем твоя.
— Тоже верно. А чего ж сделаешь. Не переиграешь.
— Да уж, теперь не переиграешь...
Им нравилось вот так, с полунамеками на что-то свое, близкое, только им доступное, перебрасываться словами и игриво поглядывать друг на друга, зная, что за этим ничего большего не стоит.
Их дома были рядом. В одном жили Листовы — это он, Михаил, с семьей: жена и двое ребят. В другом Парамоновы — это она, Ирина, с мужем и маленькой дочкой. Александр Парамонов — ее муж — был мужик старательный, но, как говорится, таким, как он, уже на роду было написано добывать все собственным хребтом. Ничего даром с неба не падало. Но он не роптал на судьбу, и глаз его не косел от зависти. Больше того, был доволен своей жизнью. Дом поставил не хуже, чем у других. И в доме все как надо. И телевизор, и сервант, и торшер такой, какой захотела Ирина, ну и все остальное в соответствии. Ни от какой работы он не отказывался, будь хоть и в выходные. Ходил с «Дружбой» пилить дрова у поселковых, ставил дачникам заборы, не отказывался и рыть колодцы. И всегда был рад, когда Ирина, деловито слюня пальцы, старательно пересчитывала деньги и морщила невысоконький лоб, рассуждая, как лучше их израсходовать. Работа в кочегарке не очень обеспечивала семью, потому и рад был Парамонов любому побочному заработку.
Другое дело Михаил Листов. Этому многое именно с неба падало. То какой-нибудь дачник продавал дом, и ведь обязательно надо было ему сунуться не к кому-нибудь, а к Михаилу за посредничеством, и Михаил находил покупателя и получал «комиссионные» и с покупателя и с дачника. То его брали на отстрел лосей, и он тащил домой полтуши дармового мяса. То какой-то нерадивый шофер растрясет кирпич на шоссе, и Михаил тут как тут на своем самосвале, и, глядишь, сотня-другая кирпичей уже дома. Нужны — по хозяйству пустит, не надо — загонит. Да, кому как повезет. Но оба спали спокойно. Александр Парамонов потому, что на чужое не зарился и знал — никто пальцем не ткнет. Михаил же Листов потому, что ему было наплевать, хоть бы и ткнули.