Встречи с животными
Шрифт:
— Живет и спит камень, — вновь улыбаясь, кивнул головой охотник, тоже указывая на скалы, — а илек (косуля) лови в лес ходит. — И он, ломая русскую речь, рассказал о жизни и повадках пятнистого хищника, причем познакомил меня с такими деталями, о которых я не имел никакого понятия.
По словам охотника, в тех районах, где встречаются горные ельники и где в изобилии обитают косули, в мае барсы редко охотятся в скалах за козерогами. Талый снег в это время непрочно лежит на крутых склонах и после захода солнца покрывается скользкой ледяной коркой: ходить
— А тебе приходилось видеть, как барс ловит илека? — спросил я охотника.
— Глазами смотри не был, а следы видел. Следы все расскажи, как было. — И он живо и интересно рассказал, как эта крупная кошка ловит свою добычу и чем приемы ее охоты отличаются от приемов охоты волка.
Волк иной раз подолгу преследует свою жертву, а нагнав, наносит ей клыками страшные раны и пытается разорвать горло.
Барс охотится по-другому. Его короткие ноги не дают возможности преследовать. Медленно подползает на брюхе хищник, терпеливо выжидает за камнем. Единственный прыжок обычно решает удачу охоты. И, рассказывая об этом, охотник широко развел руками, желая показать, как барс раскидывает свои когтистые лапы, бросаясь на жертву. Конечно, при единственном прыжке барса в момент нападения это имеет большое значение.
Меня поразила большая наблюдательность простого охотника. Охотясь за дикими животными и отлавливая зверей живыми, он не только до тонкости изучил их повадки и образ жизни, но сумел объяснить и связать их биологические черты с особенностями строения. Интересно, что почти то же самое я не один раз рассказывал своим студентам, стараясь подчеркнуть разницу в строении и биологии представителей собак и кошек. Обычно единственный, но зато точно рассчитанный прыжок кошки я сопоставлял с продолжительной и настойчивой погоней за добычей волка.
— Ну, а когда барса поймаешь, в мешке его вниз везешь? — спросил я своего собеседника. Мне было хорошо известно, что именно так киргизы-охотники перевозят в горах пойманных барсов.
— Высоко горах на руках тащим, а хороший дорога лошадь везем, — ответил он.
— А ведь, наверное, интересно барса в горах выследить, а потом живьем взять зверя? — вновь задал я вопрос.
— Интересно, конечно, — кивнул головой охотник, — трудно только — совсем бабай стал. Пять — десять дней гора вверх до снега ходи, потом вниз ходи — только одного барса поймай.
Действительно, сколько умения, труда и выдержки нужно вложить охотнику, чтобы выследить и поймать осторожного хищника. Невольно я с уважением, почти с восхищением смотрел на своего собеседника, на его простенькое ружье, на привязанные к седлу капканы, на тонконогую карюю лошадку с блестящими выпуклыми
Но этот уже пожилой человек с короткой седой бородкой и кирпичным от загара симпатичным лицом, видимо, иначе — просто, по-деловому — смотрел на свое занятие. Правда, он любил охоту, любил суровую природу гор, и, когда колхоз посылал его ловить барсов, он, не задумываясь, оседлывал лошадку и отправлялся в знакомые издавна уголки ущелья Туюк.
— Ну, пора нам домой, кош (прощай), — протянул я ему руку, а потом невольно потрепал гриву и упругую шею лошади. — Лошадка у тебя замечательная, хоть на любую выставку, а вот собака — смотреть жалко, никуда не годится. Взгляни, ведь у нее все ребра пересчитать можно.
— Лошадь корма много, — кивнул охотник на горные увалы, сплошь покрытые яркой молодой зеленью. — Собака ленивый. Суур (сурок) кругом много. Поймай суур — жирный будет, не лови — худой будет, — улыбаясь, объяснил он.
Наш новый знакомый стал спускаться к горному озеру, близ которого стояла избушка охотников.
На заходе солнца, когда мы, пересекая субальпийскую зону гор, приближались к дому, меня поразило одно обстоятельство. Множество больших ярко-красных цветов поднималось среди высокой травы по сторонам тропинки; их не было утром, когда мы шли в горы. Они распустились за этот необычно теплый и яркий день и сейчас повернули свои головки к заходящему солнцу.
«Прощайте, чудные, сказочные горы Киргизии», — мысленно говорил я, бросая взгляд на зелень лугов, на серые скалы, на снеговые вершины.
ВОКРУГ ИССЫК-КУЛЯ
Наступил новый, 1956 год. К первому января я закончил занятия со студентами, и у меня выдался целый месяц свободного времени. В прошлом каникулярное время я обычно использовал для изучения зимовок птиц на берегах Каспия. Выезд туда намечался по плану и в текущем году. Но ехать в Закавказье как-то не было настроения. Опять Ленкорань, Кумбаши, остров Сара — эти места мне уже несколько надоели. Ведь наши птицы проводят зиму не только под Ленкоранью. «Не поехать ли на Иссык-Куль, на киргизское горное озеро, где круглый год не замерзает вода и где скопляются в холодное время года утки, лебеди и разнообразные мелкие птицы? Остроконечные снеговые вершины, голубая вода, и небо, и яркое солнце...»
6 января я сел в поезд. Пять суток дороги. Мимо окна уплывают назад мутные снежные дали, мелькают телеграфные столбы и обнаженные деревья заградительных железнодорожных посадок. Скучно. Не на чем остановить взгляд, сосредоточить внимание.
Потом столица Киргизии, пышно расцветший за последнее время большой город Фрунзе.
— Если вас устроит, мы охотно выделим для поездки крытую грузовую машину, дадим опытного водителя и прикрепим научных сотрудников, — любезно предложили мне в Киргизской Академии наук.
Еще бы! Кто откажется от такого удобства! Не случайный транспорт, а специальная машина, так сказать, дом на колесах. Предвыездная суета, бензин, закупка продуктов и, наконец, долгожданный момент — наш водитель Александр Никитич садится в кабину.
— Готовы? — кричит он в приоткрытую дверь.
— Поехали.
Дверь кабины хлопает. Захлебываясь, гудит мотор, и машина выезжает со двора академии. Потом одна за другой мелькают улицы и аллеи города.
— Вот это наша прямая дорога, ею до самого Иссык-Куля поедем, — говорит мне Александр Никитич, выезжая на трассу.