Встречи с животными
Шрифт:
Кругом зимний ландшафт. Занесенные снегом поля и хатки, голые деревья садов, бойкие сороки, вдали искрятся великаны-горы. Поселки с небольшими перерывами тянутся вдоль шоссейной дороги. Часа три быстрой беспрерывной езды, и горы совсем близко. Слева течет река Чу. Она отделяет Казахстан от Киргизии. Ее бурная вода с шумом рвется среди камней и обрывов и, покрывшись белой пеной, стремится дальше. Поднимаясь вверх по течению, мы, наконец, проникаем в Боамское ущелье. По сторонам крутые увалы, местами отвесные скалы нависают над нашей дорогой, а внизу мечется и ревет в тесном русле беспокойная Чу. Но что за странность? Несмотря на беспрерывный подъем в гору,
Вот сквозь стекло кабины замечаю большую летящую птицу. Широко раскрыв длинные узкие крылья и не производя ими никакого движения, она скользит в воздухе. «Бородатый ягнятник», — мелькает у меня догадка. Как давно я не видел этого горного летуна и как мечтал когда-то добыть хоть один экземпляр для своей коллекции!
— Александр Никитич, голубчик, останови! — прошу я нашего шофера.
Машина резко сокращает скорость. Не дождавшись остановки, выскакиваю наружу, вскидываю ружье и нажимаю гашетку. Гремит выстрел, раскатывается по ущелью. Бородач виляет, как бы увертываясь от просвистевших близко дробин, а затем равнодушно скользит дальше в боковое ущелье. А я, одновременно и сожалея и радуясь, провожаю его восхищенным взглядом. На фоне черной скалы хорошо видны ярко-рыжее брюхо, длинная голова с вытянутым загнутым клювом, красный глаз и свисающая борода. Необыкновенная, чудная птица горных ущелий! Издали долетает характерный звук, напоминающий звук высоко летящего самолета, это вибрируют длинные перья скользящего в воздухе хищника. Но учтите, что бородатый ягнятник не вредная птица. Его пища в основном состоит из костей погибших диких и домашних копытных животных. Несколько позднее мне указали гнездо ягнятника; оно помещалось на скале, недалеко от места, где я его встретил. Значит, это была местная птица. И как хорошо, что мой выстрел не поранил и не убил ее!
Около часа спустя ущелье стало шире. Рядом с дорогой стоит путевая столовая — Хитрый домик, или Лисий хвост, так называют его проезжие посетители. А их много. Каждый считает своим долгом позавтракать в уединенной столовой. В домике светло и уютно. Высоко над горами поднялось солнце; теплом и светом оно заливает ущелье, врывается в окна.
— Ты что тут делаешь? — спросил я маленькую девочку, стоящую рядом с прилавком. — Наверное, отпускаешь обеды?
— Нет, не я. Мама. Мама — буфетчица, а я просто так.
— Как зовут тебя, где ты живешь?
— Катей зовут, здесь и живу, — ответила девочка.
— Хорошо здесь, верно? Горы какие, и смотри, сорок-белобок на дворе много! Нравится тебе жить в этом ущелье?
Долго длилось молчание.
— Так как же, Катя, нравится или нет? — повторил я вопрос.
— Не нравится, скучно: девочек нет, одна и одна, — возразила моя собеседница.
«А ведь и правда», — уже стыдясь своего вопроса, подумал я. Один ребенок в глухом ущелье и на 40 километров нет ни единого малыша-сверстника. Действительно, «скучно».
— Ну ничего, Катя, скоро в школу, тогда скучно не будет, — сказал я девочке на прощание, пожимая маленькую руку.
Мы двинулись дальше. Еще несколько километров — и снег исчез совершенно. Кругом совсем не зимняя обстановка. Яркие лучи солнца заливают широкую долину Чу, искрятся в бурной ее воде, в ручейках и озерках. Тепло. Среди зарослей колючей облепихи летают мелкие насекомые, с верхушки на верхушку перепархивают поразительно пестрые птицы — краснобрюхие горихвостки, да по камням среди бурых потоков суетятся тесно связанные с текучей водой птички — белобрюхие оляпки.
Но вот солнце начинает склоняться к западу и скрывается за вершинами снеговых утесов. Мы спешим. Нужно успеть заправить машину в Рыбачьем и, покрыв еще 24 километра, достичь небольшого аула. Там мы решили сделать двухдневную остановку, познакомиться с животными окружающей местности, собрать коллекцию птиц и зверьков. И наша машина вновь развивает большую скорость, за ней вьется облачко дорожной пыли, и далеко позади среди гор каким-то провалом темнеет мрачное в эту пору Боамское ущелье.
Аул Торайгир, где мы сделали первую
— Давай уедем отсюда, побываем в скалах и проведем хоть один день вон в том ущелье, — обратился я к спутнику, сотруднику академии Ахмату, указывая на север.
— Конечно, поедем, — поддержал он меня, и часа два спустя наш шофер, Александр Никитич вел машину к намеченной цели.
Впрочем, была и другая серьезная причина спешного отъезда, почти бегства, в ущелье. Дело в том, что второй наш спутник, аспирант Марат, был в ауле своим человеком. У него оказалось здесь много родни и знакомых. Друзья, тети и дяди наперебой зазывали к себе желанного гостя Марата и его приятелей, то есть нас. И чтобы не обидеть гостеприимных друзей Марата, мы решили сбежать из аула и уединиться в одном из ущелий; местное население называло его Чон-кок-джар. Там в зимнее время в глиняных домиках жило несколько семей скотоводческого колхоза; в одном из них мы и решили провести долгую и скучную зимнюю ночь. Но этот домик пока еще далеко впереди. Гудя, машина медленно поднимается по пустынным увалам все выше и выше.
— Горные курочки! — толкает меня в бок водитель, указывая куда-то в сторону.
Стая птиц срывается с места и, наполняя воздух своеобразными криками, летит над каменистой степью.
— Какие горные курочки, это саджи! — шепчу я и жадными глазами провожаю летящую стаю.
Да, саджи! Вспоминаю раскаленные пустыни Казахстана, бесплодные, выжженные солнцем солончаковые степи и голоса быстро летящих стай. Да, это саджи! И вдруг поднимаются в воздух еще и еще стаи птиц, одни летят в одном направлении, другие — в противоположном. Слышны голоса и звон крыльев быстро летящих пернатых.
Саджа — величиной с голубя, длиннокрылая, окрашенная в нежный палевый цвет птица. Пальцы ее маленьких ножек напоминают звериную лапку. Не случайно местами ее называют копыткой. Это типичный житель наших безводных азиатских степей и пустынных пространств Монголии. В этих местах они живут круглый год, питаясь на свободных от снега участках опавшими семенами и молодыми побегами пустынных растений и не боясь ни горячего солнца, ни лютых морозов.
Около трех часов потратили мы, пытаясь добыть для коллекции несколько ценных для нас экземпляров, но все безуспешно. Нелегко поймать зимой эту быстрокрылую, осторожную и крепкую птицу.
Солнце спускалось к западу, когда мы достигли в ущелье домиков скотоводов и, отпустив машину обратно в аул, занялись сборами коллекций. Но вскоре стало темнеть. На смену теплому, почти жаркому, дню надвигались холодные сумерки. Казалось, волны леденящего воздуха спустились с гор по ущелью вместе с потоком текущей воды, постепенно заполнили долину, покрывая ледяной коркой небольшие озерки и лужи. Потом наступила яркая звездная и студеная ночь.
— Ахмат, Ахмат, — пытался разбудить я глубокой ночью приятеля. — Ну проснись, наконец! Слышишь, как лает собака? — Гневный собачий лай то удалялся в сторону речки, доносясь снизу и издали, то приближался к самому домику. В такие моменты он становится каким-то особенно напряженным и злобным. — Да проснись же, Ахмат! Слышишь, как мычат коровы, как в загоне мечутся овцы? Я убежден, что со стороны речки подходят волки. Надо же разбудить нашу хозяйку, разбудить пастухов-скотоводов. Выстрелить, что ли?