Вся история Фролова, советского вампира

Слепаков Александр

– Ты что здесь делаешь? – спросил директор совхоза. – Ты кто такой?

Мужик молчал, как будто не зная, что сказать. Подполковник смотрел на директора вопросительно. Мужика вышвырнули бы из-за стола еще до того, как тот за него сел, если бы не одно обстоятельство. Если бы не было совершенно очевидно, что он считает свое появление абсолютно естественным, вполне нормальным. Такое очень странное поведение наводило на мысль, что, прежде, чем мужика выкинуть за калитку, всё-таки не мешало бы у него выяснить, какого хрена он сюда пришел, и что ему нужно. Было видно, что он не пьяный и не сумасшедший. Но ни директор ни подполковник никогда его раньше

не видели.

– Чего тебе надо? – еще раз спросил директор.

– Я пришел подполковнику спасибо сказать. За значок, – сказал мужик глуховатым голосом.

Директор совхоза посмотрел на него тяжелым взглядом, потом, мотнув в его сторону головой, сказал подполковнику:

– Видал?

Подполковник довольно пристально всматривался в мужика и, слегка растягивая слова, спросил:

– Что – понравился значок?

Ни слова ни говоря, мужик раскрыл перед ними ладонь, на которой лежал значок.

– А вы танкист? – спросил мужик.

– А ты что не видишь петлицы? – ответил вопросом на вопрос подполковник.

– Я вам спасибо пришел сказать.

– Да нет, – сказал подполковник, также пристально глядя ему в глаза, – это тебе спасибо. Ты мне солдата спас.

– Так это ты что ли? – спросил директор. – Вот ты какой! Ты чего на людей кидаешься? Нинку Петрову, правда, ты убил?

– Я, – глухо сказал мужик.

– Ах ты сука! – выругался директор совхоза.

– Я не сука, – отозвался мужик, – я волк, я должен кровь пить, я зверюга. Только я больше людей не убиваю.

– Какой ты добрый! – прищурился директор.

– Я не хочу, чтоб на меня облаву устраивали, – сказал Фролов.

– Это правильно, облава тебе ни к чему! Так, может, тебя сразу пристрелить, если ты зверюга? На всякий случай? – рука у подполковника ушла вниз к кобуре, висевшей на спинке стула. Фролов видел, конечно, но не отреагировал, как будто это его вообще не касалось.

– А вдруг меня нельзя пристрелить? Я ж вообще-то неживой, а вдруг еще хуже будет? – отозвался он, – Придет кто-то вместо меня…

– У меня пистолет на поясе, и он заряжен, не беспокойся, – предупредил подполковник.

– И вы не волнуйтесь, я танкиста не трону никогда, – заверил Фролов.

– Спасибо, что успокоил, – ответил подполковник довольно холодно.

Он смотрел на мужика прямо, просто, как-то пытливо, без тени страха.

– Нет, это хренотень какая-то, – сказал тут директор совхоза. – Ты и на Фролова вообще не похож. Тебе больше сорока не дашь. Фролов-то старше тебя лет на двадцать. Что ты нам голову дуришь?

– Я – Фролов, – подтвердил тот. – А почему у меня внешность такая, я не знаю. Это всё само получилось, меня ж не спрашивал никто.

– Да, может, ты жулик какой-то ненормальный? – предположил директор.

– Если я жулик – куда я днем деваюсь? Жулики и днем тоже живут.

– А кто тебя знает, куда ты деваешься! – сказал директор.

– Николай Петрович, можете не верить, мне так даже лучше, – заверил Фролов. – Вот вы были на войне, а товарищ подполковник не был. Но он танкист, а у меня с танкистом случай был. Нашу батарею разбомбили, немцы в атаку идут, восемь танков. У нас ничего, ни одной целой пушки. Пехота вперед ушла – прикрыть нас некому. Ну, я с жизнью попрощался, смотрю в бинокль, жду, что будет. Тут на пригорок въезжает тридцать четверка. И прямо с ходу по головному танку лупит из пушки. Положил снаряд прямо под башню, башню оторвало к е*еней матери. Тут еще две тридцать четверки въехали и с ходу пошли на

немцев – в лоб. еще два немецких танка загорелось – и один наш. Танкист из него выпрыгнул, вроде раненый. Нам особо некогда смотреть. Мы по пехоте огонь ведем. Я потом к ручью спустился, а тот танкист лежит весь обгоревший, видно, что умирает. А над ним какой-то капитан сидит – откуда взялся – непонятно. И вроде в шею его целует. Я глаза протираю, что такое? Капитан голову поднял, а у него все лицо в крови, и рот в крови, и зубы в крови, а глаза, как у пьяного. Тут снаряд прилетел, взрывом меня оглушило, я в себя пришел, смотрю, капитану голову оторвало осколком, а танкист, как лежал, так и лежит, только видно, что уже мертвый. Я тогда успел привыкнуть на войне, и мне так сильно страшно не было. Но этот капитан, я понял, он у танкиста кровь пил, это было страшно! Я с тех пор к танкистам по-особенному отношусь, они нас спасли в том бою. А капитана этого, которому голову оторвало, я потом опять видел. Вполне вроде бы живого. Стал я думать, как он себе голову назад приклеил. И вот до сих пор и думаю, придумать ничего не могу.

– А ты бы сообщил про него в НКВД, – сказал подполковник.

– Да в том-то и дело, – почти крикнул Фролов, – я его видел с оторванной головой, какой НКВД?

– А ты не обознался? – спросил подполковник,

– Нет, не обознался, – мрачно отозвался Фролов. – Я его и сейчас бы узнал. Я б его, гада, собственными руками придушил за того танкиста. Но как его придушишь, если он себе оторванную голову назад приклеивает?

– Когда ты воевал, если ты моложе меня? – не мог поверить подполковник.

– Я двадцать третьего года рождения, – ответил Фролов.

– Иди ты… – подполковник скептически сощурился

– Подожди, – директор вдруг как-то даже подался вперед, – у Фролова на спине шрам был от раны осколком. А ну-ка повернись спиной и рубашку задери.

Фролов послушно повернулся спиной, сев на лавку верхом, и задрал рубашку. В свете лампы на спине Фролова под правой лопаткой был отчетливо виден рубец, довольно длинный.

– Ну что, – спросил Фролов, – есть или нет? А то я сам не проверял.

– Ну есть, – негромко сказал директор.

– Значит, я правильно всё чувствую.

– Охренеть, – подвёл итог подполковник, он смотрел на Фролова с новым любопытством.

– Я потом этого капитана видел, он саперами командовал. И он меня видел. Долго-долго так на меня смотрел. Я его узнал. Я б его из тысячи узнал. Это был он. Как-то он себе голову назад приклеил и ходил, командовал. Смотрел на меня. Я этого взгляда никогда забыть не мог. Закрою глаза и вижу, как он на меня смотрит. И тогда что-то со мной стало. Я после этого случая изменился. Я всё время его вспоминал и потом, после войны, а особенно после того, как жена умерла. И всё время, как какой-то странный голод чувствовал. Как будто от этого капитана что-то на меня перешло.

– Но это же всё днем было, – сказал директор, – а ты говоришь, ты только ночью ходишь. Он, получается, мог днем ходить?

– И я смогу, только потом. Когда привыкну.

Из дома вышла жена подполковника Клава с тарелкой чего-то дымящегося в руках. Она подошла к столу, поставила тарелку, это было тушеное мясо с луком, сказала:

– Кушайте на здоровье, – и пошла обратно в дом.

На появление третьего за столом вообще не отреагировала.

– Она меня не видела, – объяснил Фролов, – я могу так сделать, что на меня внимания не обращают, как будто меня нет. Зачем ее пугать?