Вся жизнь перед глазами
Шрифт:
Когда вырастет, она хочет стать мамочкой».
— Отдайте сейчас же! — выпалила сестра Беатрис.
— Но позвольте… — Диана покраснела, но листок не выпускала. — Это ведь сочинение Эммы. То самое сочинение…
Сестре Беатрис удалось наконец вырвать листок у Дианы, и она моментально сунула его в груду остальных бумаг. Больше она его никогда не увидит, поняла Диана. Она стояли не более чем в полуметре друг от друга, и она читала на лице монахини неприкрытую злобу. Подбородок
— Так это вы… — Она даже не обвиняла — просто констатировала факт. — Вы подменили сочинение? — Ее переполняло изумление.
— Заткнись! — прошипела монахиня тихо, но хлестко, словно насылала проклятие, и стала спускаться по ступенькам.
Протискиваясь мимо Дианы, она задела ее краем своего одеяния, и та на миг почувствовала у щеки ее горячее дыхание. Зловонное дыхание.
— Но зачем?
Сестра обернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
И улыбнулась полной ненависти улыбкой:
— Затем, что я тебя не выношу.
Брезгливо переступила через рассыпанное по земле содержимое Дианиной сумочки: монеты, тампон, пакетик с марихуаной.
— Но почему?
Ответа она не дождалась. Монахиня удалялась. Добравшись до основания лестницы, она ускорила шаг. Диана смотрела ей вслед: в своем черном одеянии та была похожа на тень от пролетающей над головой вороны. Или на маленького злобного ангела.
Ангела мщения, который ничего не забывает и не прощает и неустанно кружит над землей.
Настала суббота…
По субботам Нейт Уитт работал в автомастерской своего дяди, и девочки на целый день оставались предоставлены сами себе. Стоял конец апреля, только что начал таять снег. От земли поднимался тяжелый влажный дух, свидетельствовавший о начале зарождения новой жизни. Уже показались первые острые пики тюльпанов и нарциссов.
Девочки как раз рассматривали их, в первый раз после бесконечной зимы отправившись на прогулку по окрестностям. Обе были в узких джинсах, черных ботинках и рубашках с коротким рукавом. Свои свитера они сняли и повязали вокруг талии. Одна носила на пальце подаренное Нейтом серебряное кольцо.
— Мне кажется, королевой мая выберут тебя, — сказала она подруге.
— Ну да, скажешь тоже. Скорее всего, тебя или Мелиссу Марони. Думаю, все-таки тебя.
— Почему меня?
— Потому что ты красивая.
— А ты еще красивее. — Она искренне верила в это и говорила об этом с легкостью.
— Не-а, ты красивее. — Подружка слегка пихнула ее плечом. — К тому же у меня плохая репутация. В школе Бриар-Хилла ни за что не выберут королевой мая такую, как я.
— Значит, и меня не выберут. Я же теперь встречаюсь с Нейтом. А он…
— Никто не возражает, что ты с Нейтом. Заново крещенная христианка и байкер.
Темноволосая девочка рассмеялась:
— Ну, не знаю, не знаю. Может, и Мелиссу.
— Нет. Мелисса простовата. В королеве мая должна быть тайна… А
— Да я и не хочу быть королевой мая.
Это была одновременно и правда и неправда. Они повернули за угол, и им открылся холм, на вершине которого располагалась католическая школа для девочек. Сотни раз они ходили мимо и часто видели во дворе учениц в одинаковых белых блузках и юбочках из шотландки.
Вдруг одна из подруг почувствовала удушье.
Ей померещилось или в самом деле на холм высыпали сотни маленьких девочек в белых крахмальных блузках? Но нет, приглядевшись, она поняла, что это не дети. Тем не менее вся поверхность зеленого холма была испещрена чем-то белым, и это что-то покачивалось на ветру.
— Что это за чертовщина?
— Кресты. Только маленькие.
— А для чего они?
— В память о нерожденных, — объяснила подруга. — Я видела, как их вчера выносили.
Вторая девушка подошла поближе. Ей уже попадались фотографии Арлингтонского кладбища, и теперь она поразилась их сходству с тем, что предстало ее взору. Тот же странный покой, словно льющийся с небес, те же бесконечные ряды застывших белых рук, обнимающих пустоту.
Их были сотни, если не тысячи — крошечных белых крестиков, занявших каждый дюйм холма. Из белоснежной пластмассы. Некоторые попадали на зеленую траву, но большинство, воткнутые в землю достаточно глубоко, стояли прочно, лишь слегка качаясь на свежем ветерке.
— Ну ладно, пошли. — Подруга взяла ее за локоть.
Но та не могла сделать ни шагу.
Ей казалось, она видит сон. Белое на зеленом. Одинаковые кресты. Исполненные одного и того же смысла.
— Господи Иисусе, это же…
— Они просто заявляют о своих убеждениях.
Только тут она заметила, что на каждом из сотен и сотен маленьких белых крестов, занявших всю лужайку перед начальной школой, значится имя.
Она наклонилась к ближайшему крестику, всего на несколько дюймов отстоявшему от носка ее черного ботинка.
На нем детским почерком было выведено черным маркером: «Эмма».
Диана узнала свою дочь издалека. Она стояла возле клетки, уцепившись за прутья. Розовую ветровку она успела снять и повязать вокруг пояса.
— Эмма!
Эмма не обернулась. Не слышала? Или не захотела отвечать?
Диана бросилась вперед.
Эта часть зоопарка называлась «Черный лес» и представляла собой островок дикой природы с соснами, скалами и небольшим водопадом, струи которого с журчанием ударялись в цементное дно. Везде стояли скульптуры персонажей волшебных сказок, раскрашенные ярко, чтобы не сказать аляповато: Дровосек, Ведьма в пряничном домике, Великан-людоед с гномами, златовласая Рапунцель… Посреди колючих кустов шиповника возвышались носилки, на которых с закрытыми глазами возлежала Спящая красавица. Дорожки были посыпаны корой красного дерева. Здесь было душно, хотя от воды веяло промозглой сыростью.