Вся жизнь перед глазами
Шрифт:
Две другие девочки подхватили мелодию, и звук тоненьких голосков, в унисон поющих полузабытую песенку, наполнил Диану смутным беспокойством.
Они выехали на проспект Рузвельта, выходивший прямо к зоопарку. Диана пыталась разобрать слова песни, но вслушиваться в пение и одновременно вести машину было трудно. Она поймала себя на том, что настолько крепко вцепилась в руль, что почти не могла его поворачивать.
Проспект в это утро был пуст, если не считать старого седана, обшитого панелями и оттого похожего на небольшой домик
Девочки продолжали весело распевать, без конца повторяя припев: «Немножко Сары — вот и все, что мне надо». Женское имя каждый раз менялось, но они ни разу не запнулись, видно, знали песенку наизусть. Диана опять взглянула на них в зеркало.
Дочь сидела в центре, справа от нее устроилась Сара-Энн Салерно, а слева Мэри Оливет, которая, надо признать, была из них самой хорошенькой.
С черными локонами чуть ли не до пояса, Мэри являла собой классический образец прелестного ребенка. Огромные оливково-зеленые глаза с длинными ресницами, ярко-красные губы. Ровные ослепительно-белые зубы, смуглая кожа…
Диана внимательнее присмотрелась к девочке на заднем сиденье. Мэри Оливет. Одновременно Диана поглядывала на дорогу впереди — нет ли в опасной близости других машин.
Очень красивая девочка…
Чья это красота?
Что-то в ней казалось странно знакомым. Кого она ей напоминает?
— Мэри?
— Да, миссис Макфи? — вежливо отозвалась Мэри.
— Мы знакомы с твоей мамой?
— Не думаю.
— А как ее зовут?
Диана заранее знала ответ.
— Аманда.
— Аманда Гринберг?
— Точно! — воскликнула Мэри. — Так ее звали раньше, до папы.
— Мы учились с ней в школе.
Седан впереди замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Диана тоже сбросила скорость. Почему он встал? Ни светофора, ни запрещающих знаков, ни других машин.
Диана затормозила, едва не уткнувшись в задний бампер седана. Странно — номеров на обычном месте не оказалось. Она уже собиралась погудеть, как девочки опять запели.
«Немного Дианы — вот и все, что мне надо… Немного Аманды — вот и все, что мне надо».
— Девочки! — повысила голос Диана. — Ну хватит! Спойте что-нибудь другое.
За ее спиной воцарилось молчание. Седан не двигался. Диана объехала бы его, но пришлось бы забираться колесами на бордюр. Объезжать седан слева она боялась, даже притом что встречная полоса была свободна — а вдруг водитель седана сам собирается делать левый поворот, просто у него не работает сигнал левого поворотника.
Поколебавшись, Диана надавила на клаксон.
Резкий звук заставил ее вздрогнуть. Она почувствовала неловкость, как будто совершила что-то неприличное. Девочки, опомнившись, запели снова. Они не сговаривались, просто одновременно затянули надоевшую мелодию, только теперь
«Немного Сэнди — вот и все, что мне надо… Немного Морин — вот и все, что мне надо…»
И Диана вдруг узнала песню. В выпускном классе школы они с подружкой часто слушали ее и даже пели, слегка перевирая слова, вернее, заменяя нужные имена другими.
Когда Диана слышала ее в последний раз и откуда ее знают девочки? В памяти Дианы живо всплыла картина: вот они с Морин едут в школу и слушают эту песню по радио. Сначала они просто подпевали, но потом радиостанция перестала принимать и они продолжили одни.
Да, похоже, песенка, которую она двадцать два года назад пела с подругой в машине, была последней…
Выходит, все эти годы она вообще не слышала ни одной песни?
А когда она в последний раз слушала музыку? Ну да, ну да…
Ей стало страшно. И заболела голова. Она прижала ладонь к виску и нетерпеливо загудела, с силой надавив на кнопку. Седан не сдвинулся с места. Диана дала газ и вывернула руль вправо, кажется, круче, чем требовалось, но ей не терпелось вырваться: сердце колотилось и руки дрожали. Мини-вэн грузно залез на бордюр и накренился, приминая шинами траву, и из-под колес фонтаном брызнули черно-зеленые комья.
Девочки продолжали голосить. Проезжая мимо седана, Диана еще раз нажала на гудок и бросила на водителя гневный взгляд.
Это была пожилая женщина. И она бесстрастно смотрела на Диану.
На ней была шляпка с кружевной вуалью, прикрепленная к волосам длинной булавкой, и Диане стало стыдно. Старуха выглядела серьезной и мудрой. Посмотрев в боковое зеркало, Диана увидела, что старуха вышла из машины.
Зачем?
Кажется, она оперлась на трость и что-то делает.
Машет ей?
Пытается ее вернуть?
Может, ей нужна помощь?
Или это она гневно грозит кулаком?
Старуха с седаном остались позади, но в зеркале заднего вида Диана сумела разглядеть платье из набивного хлопка, длинную нитку крупного жемчуга и маленькую горжетку из лисы. Плюс эта чудная шляпка…
Элеонора Рузвельт.
Это Элеонора Рузвельт, поняла Диана, проезжая по проспекту Рузвельта. Девочки на заднем сиденье продолжали петь.
После школы они пошли прогуляться.
Стоял один из последних теплых осенних дней. Октябрь. За оранжевыми листьями чернели ветки деревьев, словно прорисованные углем. В воздухе ощущался аромат гниения. Трава под деревьями была усыпана кислыми дикими яблоками, и над их сочной мякотью деловито вились и жужжали пчелы. Мимо, энергично крутя педали, ехал на красном велосипеде профессор с седой бородкой. Он улыбнулся и приветливо кивнул девочкам, а они кокетливо засмеялись в ответ.
— Мне надо кое-что тебе рассказать, — неуверенно произнесла одна.