Вся жизнь перед глазами
Шрифт:
Наконец он положил на кафедру папку, и аплодисменты смолкли, хотя в воздухе продолжала витать атмосфера доброжелательности.
— То, что в этом году меня попросили прочитать лекцию, посвященную памяти Артура М. Фуллера, для меня огромная честь, — начал он.
Одна из подруг — та самая, что первой согласилась пойти на лекцию, — покосилась на вторую и закатила глаза.
Но та ее не видела: она не отрываясь разглядывала мужчину за кафедрой.
Он откашлялся, заглянул в записи, потом быстрым взором окинул слушателей
— Многие задают себе вопрос: «Что есть зло?» Но я сегодня хотел бы задаться другим вопросом. Что есть добро?
Все два часа, что длилась лекция, одна из подруг как зачарованная смотрела на профессора, чья фигура казалась ей окруженной светящимся ореолом. Какой блеск и в то же время какая простота! Она и представить себе не могла, что на свете бывают такие люди.
Профессор Макфи говорил о добре и зле так, что каждому становилось ясно: он много об этом размышлял.
— Почему, — вопрошал он, — человек — это единственное существо, способное на преднамеренное зло? И возможно ли, чтобы человек намеренно стремился творить добро?
Если зло, как учит Ветхий Завет, существует для того, чтобы испытать и укрепить силы добра, кто тот высший ангел, к которому мы можем обратиться за наставлением, когда перед нами стоит выбор между добром и злом?
Он помолчал и сам себе ответил:
— Этот ангел — наша совесть. Совесть — вот то никогда не тускнеющее зеркало, в которое мы часто забываем смотреться. Совесть — это голос Бога в природе и в сердце человека.
Девочка достала ручку и лист бумаги и записала эту фразу на память.
Она побежала…
Вон из туннеля в джунглях, замусоренного ореховой скорлупой, назад, к свету, туда, где она встретила мистера Макклеода. Теперь здесь было пусто. Только все так же стоял джип с водителем, таращившим свои остекленевшие глаза, и его спутницей, неловко завалившейся на соседа, как будто ее подбросило на ухабистой дороге, а выпрямиться она забыла.
Да еще аборигены, которым не было до нее никакого дела.
Спотыкаясь, Диана кое-как доковыляла до лестницы, ведущей к вольеру со львами.
А что, если Эммы тут нет?
Она вскинула запястье, но вспомнила, что утром не надела часы. Вместо них на руке болтались совершенно бесполезные серебряные браслеты. Интересно, который час? Как долго она разговаривала с мистером Макклеодом? А потом стояла, разглядывая слониху Эллу? Диана подняла глаза к небу: солнце было в зените, значит, сейчас полдень. Неужели так рано?
Впрочем, почему бы и нет…
Полдень так полдень.
Солнце ведь не может остановиться в небе, как останавливаются часы.
Всего двенадцать часов дня. И до запланированной встречи у входа в зоопарк еще куча времени.
Но по ступенькам Диана по инерции не шла, а бежала. Бежала, хотя дрожали колени и
Обернувшись, Диана смотрела, как по ступенькам скачет ее сумка. Хоть бы не расстегнулась…
Расстегнулась.
Она видела, как из кошелька посыпалась мелочь: маленький ручеек из серебряных и медных монет. За кошельком выпал тампон, а потом — хотя она точно знала, что этого не может быть, — прозрачный пластиковый пакетик с марихуаной.
Он был плотно перевязан резинкой, и даже отсюда, с верхней ступеньки, Диана отлично различала измельченные запрещенные листья, матово и жирно поблескивающие на солнце.
— Миссис Макфи?
Диана вздрогнула. Перед ней вырос черный силуэт с крыльями — сестра Беатрис. Солнце из-за спины монахини било прямо в глаза, и ей пришлось прищуриться. Сестра держала в руках неаккуратную груду светло-коричневых папок, которые разъезжались в разные стороны, словно она их уронила и не успела ровно сложить.
— А, это вы, — протянула Диана. — А я… — Она махнула на ступеньки за спиной монахини. — Я туда… Ищу девочек.
— Вы уронили сумочку.
— Знаю. — Диана робко улыбнулась. Она не спешила подбирать свои вещи, чтобы не привлекать внимания к пакетику с марихуаной.
Но ведь это не ее!
В последние двадцать лет у нее в сумке не могло быть ничего подобного. Как он туда попал?
Сестра Беатрис не сводила с нее напряженно-внимательных глаз. О чем она думала?
— Девочек я уже нашла. Они не ходили к львам. Бегали смотреть волков.
Монахиня развернулась уходить, но в этот миг папки у нее в руках пришли в движение и из груды выскользнуло несколько листков.
Ветерок подхватил их и опустил прямо к ногам Дианы.
Она наклонилась, собрала листки и сложила вместе:
— Вот, пожалуйста. — И сама уловила в своем голосе нотки почтительности, словно была школьницей, обращающейся к учительнице.
Сестра Беатрис протянула к ней руку, но, прежде чем она успела забрать бумажки, Диана непроизвольно бросила взгляд на верхний листок.
Судя по следам сгибов, он был сложен вчетверо, а потом аккуратно разглажен.
Крупный жирный шрифт показался Диане знакомым. В правом верхнем углу детским почерком ее дочери синей ручкой были написаны имя и фамилия Эммы.
«Бетани Мэри Энн Элизабет была сиротой и жила в монастыре, пока я ее не удочерила. Ее любимая еда — сухой завтрак «Фрут Лупс».
Бетани Мэри Энн Элизабет любит контрольные по математике и биологии не так сильно, как мороженое.