Вторая армия
Шрифт:
— Ты еще не понял? — улыбнулся Симадзу. — Мы — его армия.
Гванук не ужаснулся. В отличие от квадратного самурая, он знал ответ уже несколько вдохов назад. Но кровь всё равно отлила от лица.
— Как видишь, сёгун эти месяцы не бездействовал. Он обратился к нам за помощью. И мы ответили. В принципе, эта война уже закончена. Там, внизу лагерем стоят не менее 15 тысяч Оучи. Здесь у меня и наших братьев, — Симадзу указал на Сёни с Кикучи. — Более десяти тысяч. Твой же отряд, и без того малый, сильно поредел в боях. Нам не нужен этот разговор, Хисасе. Я пришел сюда только потому,
— Мы все клялись… — плечи Мацууры поникли. — Мы воевали за Южный двор. За Ли Чжонму… Что нас ждет в итоге, после всего этого?
— Это хороший вопрос, Хисасе, — кивнул Симадзу. — Сначала скажу, что ждет тебя в случае отказа. Смерть. А твоему роду грозят позор и разорение. А вот, если ты одумаешься… Конечно, в главном выигрыше останется старик Морими Оучи с племянниками. Клан Оучи окончательно выйдет из опалы. Но мы тоже кое-что можем. Если всё сделать правильно, то у нас — у Сёни, Кикучи и у нас с тобой — будут чудо-ружья. Пушки, гранаты и эти короткие штуки… Мы заполучим их, наши люди уже умеют пользоваться дивным оружием старого Ли Чжонму! И его мы поднесем сёгуну и императору Сёко. Поверь, за такой подарок Асикага нас щедро вознаградит. В итоге даже Оучи не получат столько выгод. С новым оружием, которое будет в наших руках, сёгун возродит единство страны. Мы покончим с дикими эмиси на севере, войдем в Чосон и разрушим его до основания! Даже империя Мин станет считаться с нами! Ниппон встанет во главе мира!..
Гванук осел на пол. Он начал медленно отползать от решетки. Максимально тихо, хотя, руки и ноги его дрожали. Дрожали от ужаса напополам с гневом.
«Измена… Снова измена!».
Он не стал дожидаться окончания разговора, и так было ясно, что Мацуура перейдет на их сторону. Предаст в очередной раз. Он! Которого генерал Ли спас из плена! Пошел на все риски и главным условием перемирия с Сёни поставил именно его свободу.
Хотелось выломать решетку, кинуться на предателей — прямо сверху, как какой-нибудь убийца-синоби. И кромсать! Кромсать! Кромсать! Да только кинжал где-то потерялся. Но самое главное — надо предупредить.
— Предупредить наших… — одними губами отдавал себе приказ адъютант Армии Старого Владыки. — Добраться до Ариты и Кикучи. Рассказать всё полковникам… И помочь спасти.
Подразделения их Армии стояли к северу от замка. Получается, как раз между войсками Оучи и… предателями.
— Великий Тангун! — простонал он. — За что ты так испытываешь нас?
«Ничего, — прикусил он губу. — Есть же Псы. Есть восемь, демоны их побери, пушек! Мы ударим резко и внезапно! Разнесем вхлам ворота. Так по ним ударим, что еще посмотрим, кто тут слабее! Два полка, почти две тысячи… Две тысячи обученных людей генерала Ли. Мы проложим себе путь сталью и порохом! Выложим дорогу их трупами. Пушки, конечно, придется оставить… Но солдаты выберутся. Мы воссоединимся со всей армией — и предатели еще…».
Его спина уперлась во что-то. Что-то мягкое и податливое. Что-то, чего за его спиной быть не должно.
— Мой защитник, — мягкий воркующий шепоток. — Я ждала тебя… Как ты сюда забрался?
Гванук стремительно обернулся.
— Айдзомэ? Любимая, что ты тут…
— Что, милый? — принцесса сильно запылилась, пробираясь тайными ходами за своим защитником. Даже покрытое белилами лицо, на котором сияла по-детски наивная улыбка.
— Любовь моя! Всё ужасно. Они… Сюго предали нас. Снова предали!
Девушка округлила глаза.
— Ты не веришь? Я сам всё слышал, милая, поверь мне!
— О, что ты, я, конечно, верю, мой герой, — принцесса снова улыбнулась своей черной улыбкой, наклонилась к юноше и заботливо погладила его по щеке. — Просто… я это и так знаю.
Язык во рту стал тяжелым и твердым. Он забил весь рот Гванука, не давай вдохнуть воздух. Руки слабо шарили по груди, они бы разодрали ее, чтобы впустить хоть немного воздуха. Да сил совсем не было.
— Знаешь? — наконец, выдавил он.
— Да, мой ненаглядный, — не убирая приклеенную улыбку с лица, кивнула Айдзомэ. — Мой защитник. Знаю.
Она промедлила, старательно вглядываясь в малейшие перемены на покрытом ужасом лице адъютанта. Жадно вглядываясь. И добавила:
— Я это сама создала.
Гванук буквально вколотил кулак в рот, чтобы не заорать от ужаса.
— Я больше года следила за вашей Южной армией. Говорила, с кем надо, сообщала, что надо. Всё могло завершиться еще раньше и успешней, но твой чосонский старик пережил нападение. Однако, теперь всё закончится. Вы обречены.
— Ты… — непроницаемая темнота заливала глаза юноши. Она, словно, исторгалась из чернёной улыбки Айдзомэ. Вытекала пугающими волнами, обволакивала всё вокруг. — Ты предала нас?
Принцесса слегка отшатнулась, испуганно округлила глаза и даже в ужасе приложила ладони к щекам.
— Нет!.. Нет-нет-нет, мой любимый! Я никогда не предавала вас. Я всегда была против вас. С рождения, — она снова наклонилась к измученному любовнику. — Но что с тобой? На тебе же лица нет! Почему ты не радуешься? Ведь ты сам столько раз говорил, что моё счастье — самое главное для тебя. Или ты мне лгал? Почему ты не рад, Гванук, ведь я счастлива!
Последнюю фразу она уже не шептала, а выкрикнула в полный голос, выпрямившись и раскинув руки. Где-то внизу что-то грохнуло, чьи-то ноги дробно затопали, но Гвануку уже было всё равно, что их слышат. Он смотрел в лицо принцессы — самое прекрасное лицо на этом свете — видел жуткую искреннюю радость… И желал ослепнуть.
— Мало же стоят твои слова… мой защитник. Даже такого слабого испытания ты не выдержал. Может, ты уже и не любишь меня? Забыл все свои клятвы? Погоди… Может быть, ты даже убить меня хочешь? Так, возьми.
Из рукава ее кимоно внезапно появился кинжал. Его кинжал. Принцесса взяла оружие в две руки и с церемонным поклоном протянула.
— Возьми и убей меня, О Гванук.
В запале юноша потянулся к кинжалу, схватил… и согнулся от рыданий. Он так любил ее… Так любил, а она всё погубила!
— Но почему?
Айдзомэ резко замерла. Руки её застыли на разных уровнях, кисти изысканно выгнуты — как будто, она окаменела посреди танца.
— Почему? Ах да, ну, откуда тебе знать, мой защитник? Ты ведь даже имени моего не удосужился узнать.