Вторая любовь
Шрифт:
Лимузин пополз вперед. Электронный глаз видеокамеры выдал разрешение на въезд. Глория могла представить себе, как широко раскрываются левая и правая створки ворот.
Через четверть мили впереди, в конце тенистой, в пестрых солнечных пятнах подъездной аллеи, обсаженной медноствольными буками, стоял Дом.
Только посторонние называли его официальным именем. В семье и в высокопоставленном кружке самых избранных — только очень богатых и известных — о нем всегда упоминали, как о «Доме». Его не называли ни «Каскады», ни особняк, ни Большой дом, а просто говорили Дом, словно употребление этого
Подъездная дорожка была из белого гравия, мягко поскрипывающего под колесами. Стоило подъехать поближе, как Дом значительно прибавлял в росте, пока машина не выезжала наконец из букового туннеля и не описывала аккуратный круг по дорожке вокруг огромного фонтана без воды.
Глория вздохнула и открыла глаза. Как обычно, никаких других машин не было. Как всегда. Алтея настаивала на том, чтобы машины немедленно ставили в гараж, словно их присутствие стало бы непростительной оплошностью и могло каким-то образом запятнать Дом.
Шофер Глории вышел из машины, обошел кругом и открыл ей дверцу. Она кинула взгляд на его протянутую руку и проигнорировала ее. Не нужна ей его помощь, чтобы выйти из лимузина. Нет, черт возьми. На этот раз она была трезвее трезвого. Ну, конечно, не до такой степени, чтобы можно было дыхнуть в трубку, но настолько трезвой она не была уже многие годы.
И ей следует поблагодарить за это Кристоса. Как только они встретились, у нее пропала потребность слишком много пить. Так, лишь пропустить стаканчик для поддержания сил…
Выйдя из машины, Глория остановилась, чтобы оглядеть Дом. Он выглядел удивительно симметричным. Как будто картина, которую можно аккуратно сложить пополам.
Известковые стены изобиловали резьбой, грубоватый на вид разгул угловых камней, фронтонов и орнаментальных завитков в стиле Второй империи. Все венчает крыша с мансардами и акры позеленевшей меди, украшенных слуховых окошек и причудливых дымоходов. Грандиозная каменная лестница ведет к парадному входу, а переднюю террасу с балюстрадой украшают напольные вазы с усыпанной цветами фуксией.
Такое место могли создать только в эпоху свободных от подоходного налога долларов. И только человек, чье состояние выходило далеко за рамки обычного богатства, подобно Алтее Магдалене Неверленд Уинслоу, мог позволить себе содержать его.
Глория расправила плечи и стремительно направилась к широким, выметенным каменным ступеням. Ей Дом никогда не казался одним только невыразительным фасадом. Напротив. Даже после стольких лет она не могла отделаться от ощущения, что все эти высокие стеклянные двери и окна похожи на множество прикрытых веками глаз, постоянно следящих, как бы она не совершила какой-нибудь проступок.
Разумеется, Глория понимала, что это смешно. Но ничего не могла с собой поделать. Просто у нее было такое чувство.
Прежде чем младшая миссис Уинслоу успела позвонить, огромная парадная дверь открылась, и ее почтительно приветствовал дворецкий, не похожий ни на одного дворецкого в городе.
— Миссис Уинслоу, — бормотнул он особенно замогильным голосом. Впустив молодую женщину, дворецкий бесшумно закрыл за ней дверь. — Миссис Алтея ждет вас. Она в розовом саду.
Глория пустила в ход улыбку.
— Благодарю
— Очень хорошо, мадам. Мне было сказано, что ленч будет на открытом воздухе…
Он едва слышно откашлялся, как это, кажется, умеют только отлично вышколенные слуги.
— Вы не хотите прежде освежиться?..
Глория немедленно оттаяла после такого предложения.
— А что, это замечательная идея! Да, Уитэмс. Я думаю, что я так и сделаю!
И изменив направление, она проплыла через большой главный холл и прямиком направилась к дамской комнате, чья дверь расположилась между двумя монументальными комодами с украшениями из позолоченной бронзы, не заметив парных зеркал — произведение Уильяма Кента [23] , стоивших целое состояние. Глория осталась слепа к двум маленьким венецианским пейзажам кисти Каналетто, расположившимся на стоящих на столиках мольбертах. Самые последние приобретения Алтеи не произвели на ее невестку никакого впечатления. Она торопливо прошла в дамскую комнату и быстро закрыла за собой дверь. У нее были более неотложные дела.
23
Кент Уильям, английский архитектор, декоратор, садовый архитектор и художник (1686–1748).
Достать свою фляжку. Открутить крышку. Закинуть голову и сделать большой, жадный глоток.
Ей так нестерпимо хотелось выпить, что мускулам ее длинной, тонкой шеи потребовалось немало времени, чтобы проглотить жгучую жидкость. Глория почувствовала, как ее старый, верный друг водка, этот волшебный эликсир забвения, обжигает ей горло. Женщина алчно делала глоток за глотком, пока напиток не взорвался словно бомба у нее в желудке.
Наступившая агония не поддавалась описанию. Ее буквально скрутило пополам. Глория начала задыхаться. На лбу выступили капельки пота, и на какое-то одно длинное мгновение женщине показалось, что ее сейчас вырвет.
Борясь с подступившей тошнотой, она делала глубокие вдохи, крепко сжав зубы. Глория с такой силой цеплялась за мраморный туалетный столик, словно пыталась раздавить его в пыль.
«О, Господи! — думала она, обхватывая себя руками, прикрывая живот. — О Боже ты мой! Мне и вправду пора начать за собой следить».
Но это легче сказать, чем сделать, и кому, как не Глории, знать об этом. Проблема состояла в том, что она никогда не могла сказать наверняка, сколько ей потребуется выпить, чтобы отвлечься от действительности, глоток или целую бутылку.
Трясущимися пальцами миссис Уинслоу постаралась завинтить крышку фляжки. Теперь одного прикосновения к ней хватило, чтобы вызвать новый приступ тошноты. Глория торопливо запихнула сосуд в сумочку, подальше с глаз и…
Бац!
Тошнотворное ощущение исчезло, и границы реальности покрылись туманом.
«Ах, передышка… сладкая, сладкая передышка», — подумала Глория, разглядывая свое отражение в зеркале с позолоченной рамой и вытирая капли пота ватным тампоном.