Вторая любовь
Шрифт:
Кристос на полную мощность включил свою белозубую улыбку.
— Ну? — с явным оживлением поинтересовался он. — Будешь так стоять и смотреть? Или как?
Не отрывая взгляда от его глаз, Глория протянула руку и вложила кончики пальцев ему в рот. Она смотрела, как смыкаются его губы, как он сосет их, а потом ощутила чуть покалывающее прикосновение его волчьих резцов.
— Гммм, какие у тебя здоровые зубы! — заметила Глория.
Он немедленно отпустил ее пальцы.
— Чтобы съесть тебя, моя милая!
И с игривым рычанием Кристос обхватил ее ягодицы, опустился на колени и зарылся
— Кристос! — выдохнула Глория, выгибаясь вперед и хватаясь за его плечи, чтобы не упасть. — О Господи! О Господи! Ох, как сладко…
Слова показались вдруг недостаточными в этой сексуально заряженной высокой энергией, вибрирующей атмосфере. Слова не имеют никакого значения для тел, сталкивающихся в самом центре водоворота великой космической схватки. Есть только звуки — бессвязные выкрики, животное ворчание и вырвавшиеся из груди крики чистого, неразбавленного удовольствия.
Глория закричала, стоило его губам присосаться к потаенной ложбинке.
Она вскрикнула снова, как только его руки, обхватив ее ягодицы, подтолкнули ее ближе к его лицу.
Молодая женщина вскрикивала снова и снова, пока его язык, самый искусный из всех доставляющих наслаждение органов, извиваясь, словно жало, исследовал ее самое потаенное святилище.
Это было больше, чем она могла вынести, и меньше, чем ей хотелось.
Еще, еще, еще! Туда, где в пещере спрятано сокровище ее женственности. Его язык превратился в фаллос, посылающий дикие электрические разряды, стремительные и жалящие, и ничто, ни жизнь, ни даже смерть не могли бы оторвать их друг от друга!
Никогда, ни единого раза в своих самых диких фантазиях Глория не представляла себя настолько сумасшедшей, настолько полно и эротично отдающейся! Даже их встреча накануне стала всего лишь прелюдией, предвкушением, предвидением дальнейшего притяжения.
Но такое! Это чувственное самоотречение было большим, чем просто секс. Нечто более глубокое, опьяняющее, бесконечно более сильное. Волшебство, завлекшее ее в поле его притяжения, жажда освобождения, переполняющая ее до такой степени, что Глория готова была взорваться — словно она расправила огромные белые крылья и вот-вот взлетит, — ничто не подготовило ее к таким яростным страстям, столь пламенным желаниям, радости, которую невозможно сдержать.
Это стало властью и славой. Началом и концом. Смертью и воскрешением.
Кристос разбудил ее аппетит, и теперь невозможно повернуть назад.
В ней поднялось доселе неизведанное ощущение собственного бесстыдства. Глория с радостью подчинялась своим самым низменным животным желаниям.
Женщина подалась вперед.
Дико, бесстыдно, непристойно она ерзала бедрами, прикасаясь к его лицу, напирая на него.
И Кристос ухватился крепче за ее упругие, атласные ягодицы, продолжая впитывать нектар ее бесконечного блаженства.
Глория вновь вскрикнула, погружая ногти в гранит переплетенных мускулов его плеч. Спазм оказался таким сильным, ощущение, что ее уносит прочь и она летит в космосе, настолько переполняло ее, что Глория цеплялась за Кристоса изо всех сил.
Теперь, когда все ее тело содрогалось в конвульсиях, она,
Глория испытала первый оргазм, но не последний.
Она едва пришла в себя, а Кристос уже уложил ее лицом кверху на истертый, цвета грязной охры ковер, словно на усыпанный цветами алтарь для поклонения.
Никогда еще шелковые подушки не казались нежнее, чем эти колючие нейлоновые завитки! Никогда еще действия священника или возлюбленного не доводили ее до такой невероятной потери рассудка.
Глория ждала, затаив дыхание. Широко открытыми сияющими глазами она восхищенно следила за каждым движением любовника.
Ни одна деталь не ускользала от ее обостренного восприятия. Ни капли дождя, барабанящие по закрытому окну над ними, заставляя бледные, похожие на червей тени ползти и извиваться по его лицу и обнаженному блестящему телу. Ни ее собственное отражение в глазах Кристоса. Она видела двух миниатюрных Глорий, попавших в плен двух необычных кобальтовых колец. Ни мускусный запах ее собственных соков, исходящий теперь от его дыхания.
— А теперь, — прошептал Кристос, — мы начнем. Начнем по-настоящему.
— Да! — отчаянно выдохнула она. — О Кристос, да!
Он встал на колени, взял Глорию за запястья и нежно завел ей руки за голову, пригвождая их к полу. Потом его голова нырнула вниз. Он сначала уделил все свое внимание одной груди с набухшим соском, потом другой.
Его губы парализовали Глорию. Она лежала с закрытыми глазами, чтобы лучше сосредоточиться на каждом изысканном ощущении. Женщина чувствовала, как его бархатный язык, лениво описывая спиралевидные круги, прошелся по нежной, теплой ложбине между грудями, прикоснулся к набухшим бутонам ее сосков.
Он сосал, словно новорожденный, разжигая в ней острое желание и отдаляя неизбежное, нарочно продлевая нежную, сводящую с ума пытку, мешая ее вожделению.
Глория почувствовала всем телом его вес, и ее пульс зачастил. На глаза навернулись слезы — слезы радости и веселья.
— Да! — выдохнула она. — О Кристос, сейчас! Сейчас!
— Полегче… — шепнул он. Слово прозвучало прохладным выдохом у ее разгоряченной кожи. — Полегче. Не нужно спешить.
Она застонала, не в силах больше ни единого мгновения сдерживать желание, отложенное на потом — нет, ни единой секунды! — но Кристос все продолжал дразнить ее, едва давая ей почувствовать напряженный фаллос, попавший в ловушку между их животами.
Глория подняла голову и с укором взглянула на него.
— Кристос!
Но он отнюдь не намеревался торопиться и явно наслаждался тем, как сжимаются и разжимаются в досаде ее пальцы, как напряглись ее руки и бедра, как выгнулась грудь, требуя, чтобы он вошел в нее.
— Войди в меня! — тяжело дышала Глория. — Ради всего святого, Кристос! Войди в меня!
Теперь он сосал ее грудь со страстью взрослого мужчины, настойчивее, грубее. Он аккуратно катал между зубами твердый сосок.