Вторая попытка
Шрифт:
— Подожди.
Чуть помедлив, Эльза склонилась к брошенной бензопиле, повозилась, затем подняла её, удерживая над телом Сергея. Похлопала по карманам шорт, выискивая зажигалку. Чиркнула ею. Я не успела зажмуриться и во всей красе увидела Сергея. Его развороченную грудь. Белые обломки костей, чёрные ошметки, кровь, много крови, оскал на его лице. Огонь побежал по бензиновой дорожке, взобрался на тело.
— Он точно умер?
— Если и не умер, то сейчас умрёт. Вставай. Пошли. Пусть сгорит здесь все к чертой матери, давно пора этот склеп сжечь.
Мы
— Пошли отсюда, пошли скорее, — попросила я.
— Как ты себя чувствуешь?
— Тупой вопрос. Я чувствую себя убийцей. Но ноги шевелятся. Так что идём.
Замигал, пытаясь включиться, свет, но тут же погас, сдаваясь.
— Кто-то здесь ещё есть, — прошептала я.
Словно в ответ на мои слова, раздался грохот, из-за последнего поворота коридора, который символизировал для меня свободу, выскочил мужчина. В его руках был пистолет, я явственно его видела, несмотря на темноту. Но я даже страха не чувствовала, похоже, я теперь ничего вообще не боюсь, что чувство во мне просто атрофировалось. Ампутировалось при помощи бензопилы.
— Куда собрались, — рявкнул парень, поднимая руку с пистолетом. — Руки подняли и к стеночке. Ребята из города уже едут на подмогу, никуда вы отсюда не денетесь.
Эльза послушно подняла руки, я тоже. Если дядя так взвинчен и в его руках пушка, с ним лучше не спорить. Мужчина шагнул вперёд и…упал. Прямо к моим ногам. В ушах моих звенело, что-то кричала Эльза, но я её не слышала. И только поняла — это выстрел. Очень близко. Как тогда, в парке, когда-то в прошлой жизни. Поморгала. Все хорошо. Очередной злодей пал поверженным поперёк коридора дома, который всеми силами пытался оправдать звание склепа. Самой бы тут не остаться.
Я похлопала себя по ушам, стремясь вернуть слух. Подумала, может на одной ноге попрыгать, склонив голову, как когда-то в детстве, на речке, когда вода попадала в уши. Представила себя, прыгающей на одной ноге возле трупа, и засмеялась. Весь мир катится к чертям собачьим, а я сошла с ума.
— Если дяденька упал, значит, кто-то ему в этом деле помог, — сказала я и обрадовалась, услышав свой голос.
— Адам! — воскликнула Эльза.
— Думаешь?
Но она не думала, она знала. Перешагнула через труп и бросилась к Адаму, который вышел из-за угла, к которому я так стремилась, повисла на нем, что-то бессвязно бормоча, гладя его лицо. Мне стало неловко, словно подлядываю, я отвела взгляд. Сердце забилось чаще, глупое сердце, мало ему проблем. Живот сжался в спазме, напоминая, что пора бы уже в больницу. Взгляд упёрся в пол, в лежащий у моих ног труп. Ну вот, и посмотреть-то некому.
— Женя, пошли уже наконец отсюда, — радостно выкрикнула Эльза. — Адам пришёл.
— Тут труп, — заметила я. — Поперёк коридора.
— Да перешагивай.
Я примерилась. Перешагивать через труп, было…стыдно. Да,
— Привет, — прервал мои мысли Адам.
— Привет, — сказала я.
Взгляд помимо воли метнулся к его лицу. Глаза были скрыты темнотой, в них я заглянуть не могла. Кольнуло лёгкое сожаление.
Адам же легко, словно пушинку подхватил меня на руки. Я прислонилась к нему, чувствуя биение его сердца и успокаивая себя тем, что один раз не считается. В животе снова сжалось, на этот раз сильнее, у меня вырвался лёгкий стон.
— Сильно больно? — спросил Адам.
— Я беременна, — ответила я. — И рассчитываю быть такой ещё несколько месяцев. Отвези меня, пожалуйста, в больницу.
— Конечно, — сказал он, и ни одной эмоции в его голосе не угадывалось.
Мы вышли, точнее меня вынесли на улицу. Я вздохнула чистый, прохладный воздух, не пахнущий кровью и гарью полной грудью, так, что даже голова закружилась. С грустью подумала — а яблони все же отцвели. Жаль. Мы шли длинным садом, не по дорожкам, а прямо по траве, покрытой ковром опавших лепестков.
— Чёрт, — пробормотала Эльза.
— Что? — раздражённо переспросил Адам.
— Рыжик. Вы идите, я вас догоню. Не могу же я его там оставить. Вдруг дом и правда сгорит.
И она оставила нас одних. Я наслаждалась покоем. На его руках было так хорошо, словно все беды остались позади. И подумала — вот оно, наверное, и есть, глупое бабское счастье. Глупое, поэтому бабское. А может, наоборот…
— Я тебя завтра снова начну ненавидеть, — сказала я вслух, пугаясь своих чувств. — Ты меня отвези в больницу сегодня, а завтра начну.
— Хорошо, — улыбнулся в мою макушку Адам.
Он шагал размеренно, и с каждым его шагом, что удалял нас от ненавистного дома, я все больше верила, что уж теперь-то точно все станет лучше.
— Теперь все изменится? — спросила я.
— Конечно, — ответил он.
И я решила поверить ему. До завтра. А завтра очки розовые сниму, разобью, выброшу осколки, чтобы не было соблазна. В открытых нараспашку широких воротах мы остановились. Адам обернулся, я посмотрела на едва различимую вдали крышу дома, поднимающуюся над деревьями, и от души пожелала себе больше никогда сюда не возвращаться. По дороге, уложенной желтым, словно в истории из детства, кирпичом, спешила Эльза. К груди она прижимала толстого рыжего кота, моего спасителя.
— Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — бросила она, обгоняя нас.
Мы прошли ещё несколько сотен метров и нашли машину, спрятанную в кустах. Эльза села за руль, а Адам, которого я не хотела выпускать, со мной, на заднее сидение.
— Мальчики едут из города, — напомнила Эльза. — Если не наврали.
— Давай вперёд два километра и на проселочную поворачивай.
Эльза послушно завела мотор. Когда мы свернули на грунтовку и немного отдалились, погасив фары, крадясь, позади мелькнули огни. Не наврали, мальчики имели место быть.