Вторая попытка
Шрифт:
– Соскучился по пророчествам?
– Представляю, что ты мне наговоришь!..
– Так зачем ты приехал?
– уже серьёзно спросила Ирма.- Захотелось пожалеть несчастную, или в Городе не осталось красивых женщин?
– Я люблю печёных кроликов, а у нас с ними напряжёнка...
– Садись. Так и быть... Поделюсь с сиятельнейшим... Не дам умереть с голода...
Вилли не торопясь расположился рядом с девушкой. От неё пахло свежестью, цветами, морем, здоровьем. Нет, она положительно изменилась...
– Ирма, я хочу знать правду, - после непродолжительной паузы сказал Руководитель.
– Кто ты на самом деле?
– Мне гадко и стыдно вспоминать о прошлой жизни. На душе становится противно и отвратительно. Так уж это необходимо - ковыряться в незаживающей ране? Кому от этого
– Знаешь, Ирма, давай не будем хвастаться, и измерять чьё горе глубже. В том нет доблести. Горе и боль одни для всех. Лучше просто расскажи, не держи камень на душе...
– Хорошо. Мне терять нечего. Я выполню твою просьбу, только с одним условием - требую ответной откровенности. Кто скрывается под маской Руководителя? Откуда ты пришёл?
– Договорились, так я слушаю...
– Я, урождённая Ирма фон Лозенфильд, дочь многострадального Генриха фон Лозенфильд, попавшего волею судьбы в долговую зависимость к герцогу Клаусу фон Варенгот - жадному, свиноподобному сластолюбцу, самодуру, владельцу замков, денег и земель. У моего несчастного отца остались в жизни только две ценные вещи, которые он всячески берёг и любил: честь и дочь. Долговая яма грозила отобрать первое, а честь можно было сохранить, только отдав герцогу второе. Отец долго колебался, не решался сделать выбор и в результате потерял всё. Ты не в состоянии себе представить, какое унижение я испытала, когда эта скотина только прикоснулась ко мне своими сальными и вечно липкими руками. Животное, заросшее короткой рыжей шерстью, слюнявый ублюдок, он почти каждый день насиловал меня, наслаждаясь превосходством и возможностью безна-казанно глумиться над слабым. Делал он это всегда в присутствии слуг, чтобы те потом рассказали всем и каждому о его подвигах. Бессилие доводило меня до бешенства, но соглядатаи моего мучителя следили за каждым моим шагом днём и ночью. Поэтому мне не никак не удавалось даже покончить с собой. На людях этот выродок выдавал меня за свою племянницу, и заставлял отзываться на имя Марта. Конечно, высокородная публика прекрасно знала правду и с удовольствием подыгрывала герцогу - эти напыщенные, чопорные, самовлюблённые и развращённые бароны и баронессы, герцоги и шелудивые рыцари, придворные лизоблюды и шлюхи из свиты короля. Я постоянно ловила на себе их похотливые, раздевающие, ощупывающие взгляды. С момента моего первого выхода в свет герцог вёл бесконечный торг. Он прощупывал своих друзей и всех подряд, сколько ему заплатят за ночь, проведённую со мной. Эта гадина оценивала всё: стройность ног - столько-то, ровная осанка - столько-то, гордый поворот головы - столько-то, и даже строптивость входила в прейскурант. Ты никогда не узнаешь, через что мне довелось пройти, что пережить, вынести! И вдруг в один прекрасный момент я очутилась здесь и сразу поняла - ни-чего не меняется в мире. Вокруг жила и здравствовала всё та же орава правителей: лицемерных, прикидывающихся добренькими, а во главе стоял ты - таинственный спаситель из какого-то там плена. Всесильный, присматривающийся, прикидывающий, выжидающий... И я решила - хватит! Лучше я буду хитрой и безжалостной, и постараюсь покончить с вами первой, чем стану покорно ждать, когда надо мной станут глумиться по очереди. Прикинуться слепой не составило труда, а найти дураков, рвущихся к власти, оказалось проще простого. Они были готовы выполнять любое моё приказание, лишь бы в будущем выбиться в начальники...
– Скажи, Ирма, почему ты не прогнала меня с острова?
– Потому, что ты прогнал меня тогда!
– А ты не боишься, что я могу овладеть тобой прямо сейчас. Мы одни и о моём поступке никто не узнает...
– Меня это нисколько не пугает только потому, что, как ты сказал, о твоём подвиге никто не узнает. Унижение ближнего своего доставляет истинное удовольствие только тогда, когда об этом трубят на каждом углу. Ты хоть, по крайней мере, поступил честно - просто изолировал меня, не надругавшись, и дал прекрасную возможность подумать. Впервые в жизни на сердце у меня спокойно. Я ничего
Вилли назвал себя, рассказал о Земле, о гибели семьи и всего человечества, о войне в космосе, о переброске людей домой, на родную планету. Ирма слушала, склонив голову набок, и шевелила палкой угасающие угли. Палка время от времени загоралась, и прорицательница тушила её, слегка помахивая из стороны в сторону, и снова принималась ворошить костерок.
– Если твой рассказ не выдумка, - заговорила она после окончания повествования, - то мне тебя искренне жалко. Однако не очень-то верится...
– Знаешь, мне тоже...- криво усмехнулся Лабер.
– Только ты позабыла про своего сторожа, и про то, на чём я прилетел сюда...
– Покажи шрамы...
Руководитель обнажился по пояс.
– Страшная судьба. Я и подумать не могла. Прости меня. Я не хотела тебя обидеть. Давай вернёмся к началу нашего разговора. Так зачем ты приехал?
– Скоро на остров привезут настоящих подонков, и я бы очень не хотел, чтобы ты встретилась с ними. Поехали со мной в Город!
– Для начала съедим кролика, не то он сгорит, а потом я дам ответ. Мне очень трудно возвращаться с позором. Я была не права, поступила гадко и едва не погубила многих. Поэтому я боюсь презрения и ненависти - это убьёт меня. Едва я представлю себе...- девушка поперхнулась и сказала глухим голосом.
– Давай лучше перекусим...
Почти двое суток пробыл Вилли на острове. Один раз возил Ирму к Могильнику, но сесть не решился. Там гнила и разлагалась масса люрминсов. Два раза они навещали Ли Фу и Первого Помощника, где консультировались по вопросу возвращения Лозенфильд в Город. Старик не возражал, но не исключал возможности активного противодействия со стороны некоторых Советников. Али обещал взять их на себя. Все в жизни ошибаются, нуждаются в прощении, помощи, понимании... И ещё один раз, тайком от робота, Гриз выходил на орбиту и показывал девушке грандиозные обломки станций, носителей, космопортов, каравелл. Ирму до того поразило зрелище порванных в клочья кораблей, что она долгое время не могла придти в себя и с откровенным страхом смотрела на спутника. Его невероятный по трагизму рассказ получил материальное подтверждение.
Лабер заметил, что у девушки появилась новая манера слушать, улы-баться, говорить. После второго визита к Ли Фу, когда Лозенфильд уже поднялась на борт истребителя, робот на секунду придержал друга и шепнул на ухо:
– Вилли, не будь дураком. Такая удача выпадает раз в жизни. Подтяни пухленький животик, расправь чахлые плечи, надуй провалившиеся щёки, пригладь реденькие волосёнки...
– Ты о чём?..
– О миссис руководительнице! У тебя же есть глаза, вот и ворочай ими в нужном направлении. Смотри, какие формы, стать, томный взгляд...
– Отстань, - оборвал друга Вилли и полез в истребитель.
– У нас прошёл слух, будто ты возил даму на орбиту...- сказал Али в пространство.
– Господи, ты-то откуда это знаешь?
– Существует такое очень умное приспособление - бортовой компьютер. Он, шельма, руководствуясь моими указаниями, всё записывает, а потом на досуге, втихаря рассказывает мне.
– О нём я как раз и не подумал...
– И не только о нём. Лучше, чем пугать девушку, занялся бы продолжением рода. Старость не за горами. Смотри, упустишь момент, потом будешь кусать локти...
– Уймись, - прошипел Лабер сквозь зубы.
– Иначе дам в нос...
– Ничего, ничего, - прыснул в кулак робот.
– Помяни моё слово - скоро, очень скоро на свет появится множество руководительнят...
Вилли свирепо зыркнул на болтуна через плечо и скрылся в кабине.
Возвращение прорицательницы прошло более спокойно, чем предполагал мудрый Ли Фу. Множество проблем, навалившихся разом, не оставляли времени на долгие споры. Лишь Скоробогатов пробовал возражать, но его никто не послушал. Тогда в Дом заявились бывшие заговорщики: мрачные, с налитыми кровью глазами и немедленно обратились к Лаберу: