Вторая путеводная звезда

Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна

– Пойдем играть?

Юля вышла в прихожую. Свежая и невероятно красивая, несмотря на синяки на лице.

Любовь Михайловна выкатилась в прихожую, зыркнула на него – поскольку Серега вчера самолично снял с нее показания, они успели познакомиться, – и проговорила:

– А, как раз к завтраку. «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!» – съехидничала она.

– «Тарам-парам-тарам-папам, на то оно и утро»! – весело закричал сияющий Михаська. – Ну, пойдем играть?

– Человека с утра кормить нужно, – категорически заявила бабушка, – а игры потом,

если у товарища полковника время будет! Давайте на кухню, – кивнула она всей троице, – сырники стынут!

– Ты половник? – поднял Михаська удивленную мордочку к Сереге.

– Полковник, – поправила Юля с усмешкой.

Серега, на самом деле, собирался только поговорить с Юлей, выяснить тревожащий вопрос, ему это было необходимо! Ему нужно знать, что делать с этим «бок о бок», как лечить ноющую пустоту, образовавшуюся от разделения их тел и душ.

Но мальчуган смотрел на него с такой надеждой…

Понятно: в доме мужчины нет, Михаська вырос с двумя женщинами, а он, как любой в мире мальчик, нуждался в мужском присутствии…

– Добро, поиграем, – произнес он.

– Сначала за стол! – распорядилась бабушка и попилила на кухню впереди них.

Сергей поймал взгляд Юли: он был полон странной нежности. Хотя ничего странного: эта нежность относилась наверняка к сыну…

Громов отработал программу до конца: и сырников отведал, и чаю выпил, и с Михаськой полчаса посидел у компьютера, помогая ему расставить корабли в «Морском бое». Юля устроилась позади них и смотрела, как увлеченно топят вражеские судна двое мужчин, маленький и большой. На лице ее сияла все та же нежность, и Громову казалось, что она согревает его затылок.

Наконец, посмотрев на часы, – на работу пора! – он аккуратно ссадил невесомое детское тельце с колен, поднялся, обернулся к Юле.

– У меня к тебе пара вопросов есть. Где можно поговорить?

Выражение нежности медленно угасло на ее лице.

– Пошли в другую комнату, – произнесла она деловито.

Серега плотно закрыл за ними дверь, хотя подслушивать их было решительно некому: бабушка глуховата, а Михаська все равно не поймет.

– Я слышал твой разговор с Гариком.

Юля не выказала ни удивления, ни смущения. Она спокойно ждала продолжения.

– Что за знак такой Гарик оставил на даче?

– Я не знаю, о чем он говорил. Я там не была много лет.

– Я хотел сказать… Я имею в виду, если бы он оставил там знак, то какой?

– Наверное, елку.

– ?

– У него есть родимое пятно на бедре в виде елки. Верхушка и по две треугольной лапы с каждой стороны. Пятиугольник такой своеобразный… Гарри иногда рисовал его вместо подписи под записками ко мне.

– И Гарик оставил такой знак на даче?

– Ты же слышал, как он это сказал! Так почему ты спрашиваешь у меня?

Она умолкла, и Серега растерялся. Он рассчитывал, что сумеет понять по ее реакции, прав ли Гарик в своих предположениях, но лицо Юли ничего

не выражало. Лишь стало закрытым и чужим.

Он вдруг вспомнил ее сдержанность, которая до сих пор его восхищала. Ну да, она ведь много лет занималась большим спортом, а он тренирует… Приучает не только к дисциплине, но и высокому владению собой: упала? ударилась? Все равно улыбайся! Никто не должен догадаться о твоих чувствах…

– Выходит, он значок над поленницей оставил?

– Съезди туда и посмотри, – пожала плечами Юля.

Да, расколоть ее не удастся… Да есть ли что «колоть»?

– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Юля. – Хочешь драгоценности изъять? Но их там нет, можешь не сомневаться: раз уж дружки моего бывшего не нашли, значит, нет.

– Ты не знаешь случаем, где они?

Юля ответила ему гневным взглядом.

Сергей смешался, быстро попрощался и направился к выходу.

Кажется, он все только испортил…

– А ты еще придешь? – выскочил в прихожую Михаська.

Громов молчал. Врать пацану он не хотел, а сказать правду… Он не знал, где правда.

– Придет, Михась, – вдруг насмешливо произнесла Юля. – Как только у господина полковника снова возникнут ко мне странные вопросы.

И она, повернув движок замка, распахнула перед ним дверь на лестницу.

* * *

На следующий день Серега вдруг вновь зазвал Алексея «пивка попить». Кису это приглашение было малость поперек его планов: Александра заказала путевки в Италию, и улетать им завтра. Но он чувствовал, что у дружбана отчего-то душа не на месте. Посему согласился.

Начал Серега, под первую кружку, с показаний Гарика.

– …От сына отрекся и от жены, в заботах о них! Ты в такое поверить можешь?

– Почему нет? Все говорят, что Балатаров очень жену любил… Сейчас его страсть вроде поутихла, но тогда – почему нет, собственно?

– А я думаю, что это он в заботах о припрятанных камешках!

– Может, и так, – пожал плечами Кис. – А тебе какая разница?

Серега не ответил и заговорил вновь, только когда хлебнул из второй кружки.

– Я разговор их слышал, у дома Колдуньи. Юля первой вышла, – я пока свои вещи искал, тебе звонил, потом Димке, – а там к ней Гарик подкрался… Я у ворот притаился и слышал… По словам Балатарова, цацки у Юли. Она там якобы его значок опознала… Бандитам он ее не выдал, но сам в этом уверен…

Кис воззрился на Громова. Интересненько… Если так, если информация верна, то из нее, между прочим, вытекала еще одна неожиданная и любопытная вещь: коль Юля цацки нашла, значит, на даче той побывала. И знала, когда направляла туда детектива с бабушкой и Михаськой, что к жизни, даже на короткий срок, дом совершенно непригоден. На что же она рассчитывала?

Он вспомнил испытующие взгляды, которые бросала на него Юля, когда он впервые явился за ней в круглый дом в Матвеевском. И вопросы, которыми она его на честность проверяла. Поняла, что детектив не подведет? Что оправдает ее надежды и сам найдет приличное укрытие для бабушки и ребенка?