Вторая жизнь майора. Цикл
Шрифт:
Бортоломей выпучил глаза.
— Я об этом не подумал, брат…, но у меня есть предложение…
— Только ты, Бортоломей, и будешь выполнять, то что хочешь предложить, и своей благодатью. Меня не впутывай, — тут же выпалил Авангур. — Я тебя знаю, ты просто напичкан нелепыми идеями.
— Ладно, я исполню, — безропотно согласился Бортоломей.
— Да? — подозрительно разглядывая покровителя поэтов, ученых и
музыкантов, спросил Авангур. — И что это за предложение?
— А мы все расскажем командору. Пусть он и тратит
— Он нам морды набьет, — испуганно ответил Авангур. — Помнишь, как в лабиринте?..
— Тогда мы хотели его убить…
— Ага, а сейчас предложим бесполезно потратить уйму благодати.
— Ничего не бесполезно. Я знаю какая от этого будет польза. Пошли к нему.
— Ты уверен, Бортоломей? Мне почему-то страшно.
— Не бойся, я все решу. С тебя только присутвие. Так сказать, дружеское плечо… И будешь должен.
— С чего это я тебе буду должен? — удивился Авангур. Потому что я решаю все вопросы, а идея помочь Свидетелям Худжгарха, была твоя.
— Ладно, — недовольно ответил Авангур, — это справедливо, пошли к Командору.
Они посмотрели, как Узлук стал прыгать и скакать около костра, призывая своего бога пролить дождь.
— Он будет так скакать не меньше часа, — решил Авангур. Пошли.
На горе было необычно тихо. В спальне командора, выходящей на балкон, было темно.
— Он там не один, — прошептал Бортоломей, — с женщинами.
— Вижу.
— Что будем делать?
— Как что? — удивился Авангур. Звать его. Но…
— Что, но?
— Понимаешь, командор не просто так создал темноту.
— Да? А для чего?
— А что мужчина делает, когда уединятся с женщиной? — усмехнувшись
спросил Авангур.
— Что? — не понимая его намеков, переспросил Бортоломей.
— А что ты делаешь с Матой, когда остаешься с ней на едине?
— Читаю ей стихи.
— И только?
— А что еще я могу ей дать? Даю то, что имею.
— Понятно, — хмыкнул Авангур. — Тогда и командор читает стихи своим дамам, иди и говори с ним.
Бортоломей пожал плечами и направился к застекленной двери.
Оттуда громким шёпотом позвал:
— Командор?.. Командор?..
Через некоторое время раздался недовольный вопрос.
— Чего тебе?
— Вы не заняты?
— Занят, Бортоломей. Иди.
— Не могу, командор. Есть срочное дело.
— До утра не подождет?
— Не подождет. Стихи вы потом сможете прочитать своим дамам.
— Стихи? Какие стихи?
— Не знаю. Ну что вы там делаете?
— Делаем то, что нужно, — раздался недовольный женский голос и в проеме двери, за стеклом показалась обнаженная женская фигура. — Ты кто? — спросила она, а у Бортоломея слова застряли в горле. Он смотрел на девицу, что воинственно уперла руки в бока и молчал. Затем поднял ошарашенный взгляд, приложил руку к сердцу и неожиданно для всех, стал читать стихи.
«Под этим грубым, внешним видом,
Таиться
Как птица, стремиться в небо, в облака…
Под этим хмурым, строгим взглядом
Я прячу мысли, все о вас.
Боюсь признаться, как мальчишка,
Влюбился я, как в первый раз.
И за стеклом, как на картине увидел ваш я силуэт.
Хочу признаться, в этом мире, тебя прекрасней, больше нет» …
— Приятно слышать, убогий, что моя красота, так на тебя подействовала. Ты пришел сюда читать стихи?
— Я?.. Нет… То есть да. Я могу еще почитать…
— Ганга, иди оденься, — за ее спиной появился командор и накинул на женщину простыню. — А то твой внешний вид сводит Бортоломея с ума.
Женщина фыркнула и отошла, растворившись в темноте спальни. Бортоломей смотрел ей вслед с открытым ртом.
Бортоломей слюни не пускай, это моя невеста, — усмехнувшись, произнес командор.
Мы успели порезвиться, потом искупаться и только собрались вновь
приступить к любовным играм, как за стеклом с балкона послышался громкий
шепот:
— Командор? Командор? — Вы не заняты?
— Гони его, — прошептала мне прямо в ухо Ганга и полезла на меня сверху. Я не хотел отвечать Бортоломею. Узнал его по голосу. Думал покричит и уйдет. Но покровитель поэтов был настойчив. Я стал вырываться из-под оседлавшей меня Ганги и она разозленная на сына творца, пошла с ним разобраться. Она, не стыдясь встала перед Бортоломеем полностью обнаженной.
Орчанки привыкшие жить в стойбище, где невозможно спрятаться от чужих глаз, не стеснялась своей наготы. Для нее ходить обнажённой было также естественно, как и ходить в одежде.
— Я же не страшилище, — говорила она на мои робкие упреки. Чего мне прятаться? Тебе стыдно, как я выгляжу?
— Нет не стыдно говорил я, — просто… просто ревную… и у нас не принято…
— Да? Ревнуешь? — шептала она и тут же использовала момент для близости. Поэтому я перестал обращать внимание на ее вольности. Тем более что она не ходила голой по замку.
Привычки — это наши вторые натуры. Я иногда грызу ногти, когда думаю. Ганга не стыдится наготы. Чернушка в постели любит заниматься любовью без света.
— Чего тебе, Бортоломей? — спросил я, когда Ганга ушла, а наш доморощенный поэт захлопнул рот
— Я это… А кто это?..
— Что ты это и о ком ты, Бортоломей?
— Он был сражен красотой вышей невесты, командор, — за спиной
Бортоломея «нарисовался» Авангур. — У нас важное дело, командор. Его вам
расскажет Бортоломей. Бортоломей, говори.