Второе дело Карозиных
Шрифт:
За обедом она рассказала Никите, что случилось, а он, в свою очередь, поведал о том, как они с Авериным неудачно пытались догнать беглецов.
– Слава Богу, все уже позади, – вздохнула Катенька. – Ты не будешь против, если Варя останется у нас. Ненадолго. Ты поговоришь с Антоном Гавриловичем?
– Что, она не хочет к нему возвращаться? – осторожно поинтересовался Карозин.
– Думаю, она сама этого еще не знает, – задумчиво ответила Катерина Дмитриевна.
– Что ж, я завтра же к нему съезжу. А что мы? Едем ли?
– В ночь? – Катя с сомнением посмотрела за окно. – Может, до утра оставим?
– А
– Думаю, что да, – ласково и почему-то печально улыбнулась ему Катенька.
– Тогда решено, пойду распоряжусь, чтобы распрягали и номер нам выделили, – он приласкал жену взглядом и поднялся из-за стола.
Катя глубоко вздохнула, снова посмотрев за окно.
На следующий день, часам в десяти утра, аверинский возок подъехал к особнячку в Брюсовском. Из него вышел вполне посвежевший Никита Сергеевич, вполне оправившаяся после давешнего потрясения Варенька, на щечках которой уже играл румянец, и весьма задумчивая и бледная Катерина Дмитриевна.
Причина этой задумчивости скрывалась в том, что прошедшую ночь Катя почти не спала, ее отчего-то, казалось бы, совершенно без видимых поводов, не оставляло беспокойство, а когда она начала анализировать, пытаться понять его причину, оказалось, что дело все в том маленьком клочке бумаги, найденном накануне в номере гостиницы. Таинственный Серж никак не шел из головы. Катя думала, что дело никоим образом нельзя считать закрытым до тех пор, пока не станет ясно окончательно, кто же этот Серж. А ведь не иначе как пособник Ольшанского в его гнусных делах.
Ей вспомнилось вскользь брошенное Лидией Михайловной слово «повесы», происхождение которого никто ей так и не объяснил. Все остальные говорили только об одном – именно о Штайнице. Вспомнилось, с какой легкостью Ковалев отмахнулся от ее намерения уточнить у Лидии Михайловны, почему, собственно, «повесы». И кто же выкрал завещание графини из ее будуара? Федорцова? Значит, она знала, что происходит? Или Вавилов? У него было время это сделать. И еще подумалось, что Ковалев так и не сказал, что же предпринято насчет Вавилова. Затем почему-то вспомнилась фраза Ковалева о том, что им должны были оказать в гостинице помощь, но никого там так и не оказалось. И его ответ Ольшанскому: «Да, это я». А откуда Ковалев узнал о том, где Ольшанский, и вообще почему знал о нем столь много? И этот странный выстрел… И таинственный Серж. Уж наверняка тот самый Серж, которого Ольшанский так ждал…
Когда Катерина Дмитриевна попыталась сложить все воедино, вышло как-то не очень. Она вдруг поняла, что все это время она выступала в роли ведомого. Ее использовали и этого ощущение было не из приятных. Ее обманывали – сначала Федорцова, затем Вавилов, а после… Ковалев? Серж?
Подобная догадка причиняла чуть ли не физическую боль. Это было дико совершенно, но в то же время, и Катя это чувствовала, это было столько же вероятно. И она должна была выяснить, должна была во что бы то ни стало убедиться, должна была узнать правду. Но как? От кого? Он-то уж наверняка не расскажет сам. О нет!
И вот тут-то снова помогло таинственное «повесы». Конечно, помочь могла только Лидия Михайловна. Ведь откуда-то она же взяла этих
Поэтому теперь, вернувшись домой, она первым делом написала к Лидии Михайловне записку, в которой просила ее нынче же принять. Затем следовало устроить Вареньку, заняться собой, в конце концов, нормально поесть, переодеться, уделить внимание зятю и мужу… Словом, когда принесли ответ, Катя не переделала еще и половины домашних дел. Однако ответ ее несказанно порадовал – Лидия Михайловна ждала Катю к двум часам.
– Никита, – обратилась Катенька к мужу, когда наконец Аверин благополучно отбыл к себе, Варя поднялась в отведенную ей комнату, а Карозин собирался навестить Антона Гавриловича, – мне нужно ненадолго отлучиться. Это важно. Ты, пожалуйста, не сердись, я должна съездить к Лидии Михайловне.
– Но ведь все кончено, – насупился было Никита.
– Я просто хочу в этом убедиться, – ласково заверила его Катенька.
– Хорошо, – нехотя согласился Карозин.
Было решено, что сначала он завезет Катю к Мелиховым, а после поедет к Антону Гавриловичу. Мелиховы жили на Пречистенке, в премилом каменном особнячке, выстроенном лет этак двадцать назад, в шестидесятых годах, когда в моде были архитектурные излишества, именно поэтому дом их был виден издалека – благодаря целому выводку кариатид, примостившихся на фасаде двухэтажного здания.
Когда подъехали, Катя поцеловала мужа в выбритую щеку и обещалась не задерживаться.
– Я такого пообещать не могу, – невесело усмехнулся он.
– Ты уж с ним поласковей, Никита, – попросила Катя. – Только ни за что не пускай его к нам. Варя ничего не знает о той роли, которую Антон Гаврилович сыграл в ее судьбе, я не стала ей рассказывать. Так вот, пусть он это оценит и ни в коем случае сам ей не вздумает признаваться. Двойного предательства, боюсь, ей просто не вынести. Убеди его, что немного терпения и она сама к нему вернется, по-прежнему считая его верным и честным другом. Сейчас ей нужно смириться со своей виной перед ним. И со своей потерей.
– Хорошо, мой ангел, – полностью согласился Никита Сергеевич. – Ты, как всегда, права.
На том и расстались. Катя вышла из возка и поднялась на невысокое крыльцо. Позвонила в колокольчик, дверь ей открыл вышколенный слуга, совсем еще не старик.
– Госпожа Карозина будете? – осведомился он.
– Да, – подтвердила Катенька.
– Прошу вас, Лидия Михайловна вас ожидают, – церемонно пригласил он гостью.
Когда Катенька освободилась от верхней одежды, тот же слуга проводил ее через анфиладу комнат и остановился перед белой дверью.
– Прошу в будуар-с, – невозмутимо проговорил он. – Велено сразу, без докладу. – И открыл перед Катей дверь.
– Ах, душечка, Катерина Дмитриевна! – воскликнула Лидия Михайловна, одетая в строгое черное платье. – Наконец-то! – она пересекла небольшую комнату, премило обставленную, с невероятным количеством пуфиков и мягких кресел, с изящным бюро в углу, с обитыми пастельными шелковыми шпалерами стенами.
– Добрый день, Лидия Михайловна! – искренне улыбнулась Катенька и ответила на пожатие ее руки.