Второе дно
Шрифт:
Его Величество опустил взгляд. На церемониальную мантию действительно налип нежный голубой пух, быстро пропитавшийся соленой грязью и багровой кровью, но призрак от этого почему-то не навевал ассоциации с дегтем и перьями, а выглядел еще страшнее. Когда он поднял руку и резким движением цапнул пух у самого ворота, мы с альционой одновременно вздрогнули от неожиданности — а король одарил меня хмурым взглядом и разжал пальцы над чашей.
Пуха было совсем немного, но, упав, он вдруг покрыл бусины ровным слоем так, что из-под бурой массы не проглядывало и следа
— Благодарю вас, Ваше Величество, — церемонно произнесла я и поднялась, чтобы забрать один из свертков, в котором ждал своего часа единственный светло-каштановый волосок.
Его я разорвала пополам и вручила вторую половинку альционе, с готовностью спрыгнувшей с сундука. Девочка сжала волосок в кулачке и уселась рядом с чашей, подогнув под себя ноги и педантично расправив черно-голубое платье. Я устроилась напротив нее и деловито щелкнула зажигалкой, ощущая, как потусторонний холодок занял привычное место за левым плечом.
— Я призываю не живое и не мертвое, из-за неба и из-под земли, — мерно начала я, запалив половинки волоса. Они не дымили, но горели ровно и ярко, как хорошая свеча, лишний раз подтверждая: я не ошиблась, Велдон Гровер — действительно колдун. — Я призываю земное и не от мира сего, неделимое и разрозненное… — голос звучал ровно и спокойно, но ему отзывались сами болота, и каждое слово отдавалось зловещим эхом над солеными зарослями.
Девочка шептала вместе со мной, и волосок в ее руке вдруг полыхнул факелом, озарив чердак злыми красными отсветами, насквозь прошившими старые доски пола, — но не заставил ее сбиться. Я все-таки вздрогнула, но только набрала побольше воздуха и закончила:
— Я призываю непредвзятого судью, удачу и случай! — и бросила все еще горящий волос в чашу.
Альциона последовала моему примеру, но вместо того, чтобы умолкнуть, наклонилась над бусинками и тихо велела:
— Береги и защищай того, кто готов пустить корни там же, где и ты, — и, словно спасаясь от моего удивленного взгляда, взмахнула руками — и вспорхнула под крышу вольной птицей.
Ее смущение пришлось как нельзя кстати: словно отзываясь, в чаше полыхнул зеленым пух, и взвившийся дым на мгновение принял очертания темно-серых стволов и переплетенных ветвей, крупинками соли на листве блеснули разлетевшиеся в сторону искры — и все стихло.
А магатамы в чаше обернулись янтарем: от совсем светлого — до густого красно-золотистого, словно лонгановый мед.
Первой я достала бусину белую, как морская пена, и совсем непрозрачную. Внутри виднелись крохотные пузырьки воздуха, и в одном — самом крупном — лежал маленький кусочек живого коралла, дожидавшийся своего часа. Я продела шнурок в заранее подготовленное отверстие и шепнула:
— Береги Ламаи и малыша.
Затем я отобрала три полупрозрачные бусины землисто-коричневого цвета, словно кофейная гуща, и навязала шнурок узелками вокруг каждой магатамы; этим предстояло беречь Кристиана. Красновато-золотистую бусину я без особых сомнений нанизала на свой веревочный браслет, и она мгновенно нагрелась от тепла тела — и ранка на предплечье, нанесенная острым
На дне чаши остались три темные непрозрачные бусины. Рыбаки называли такие «бастардами», и я с невольной усмешкой навязала узелки на магатамы, шепнув:
— Берегите Тао. Изо всех сил.
За время моего отсутствия в домик успел явиться Кристиан, несколько озадаченный запиской. Похоже, Тао успел ввести его в курс дела, потому как физиономия у мистера Кантуэлла была чрезвычайно озадаченная, и исправить это не смог ни жасминовый чай, ни сухие бисквиты, ни сэндвичи с курицей, приготовление которых я собой что-то не припоминала.
— С кухни Мангроув-парка, — правильно истолковал мой взгляд Тао, по-хозяйски подливая чая Ламаи и Кристиану. Провокационную простыню, при виде которой меня настойчиво посещали мысли о языческих богах, сменил строгий костюм-тройка, и затянувшееся застолье выглядело на редкость прилично и благонадежно. К моему глубочайшему и совершенно необъяснимому разочарованию. — В корзинке еще письменный набор, я не знал, куда его положить.
При упоминании письменного набора я просияла и радостно закопалась в корзинку. Наконец-то можно нормально подписать свертки на чердаке и не бояться, что косые надписи углем размажутся от неосторожного движения!
Только вот операцию по наведению порядка в своих запасах придется отложить.
— Я отправил Адриана в Лонгтаун, — деловито сообщил Кристиан, чинно поздоровавшись и снова усевшись на место во главе стола на правах самого почетного гостя. Тао посматривал на него с затаенной усмешкой, но нормы приличия соблюдал так же досконально, словно и не «тыкал» мне не далее чем час назад. — И Терренса — на почту.
Я застыла. Дурное предчувствие было таким ярким, что из головы мигом вылетели все мысли о надписях и оберегах, а руки покрылись гусиной кожей.
— На почту?..
— По моей просьбе, — спокойно отозвался Тао и отработанными движениями обеспечил жасминовым чаем еще и меня. Мой настороженный взгляд и напряженную позу он игнорировал с истинно вайтонским вежливым безразличием. — Я счел необходимым написать матери и мистеру и миссис Блайт.
Кристиан и Ламаи дружно притворились, что их здесь нет и они вовсе ни слова не слышали. Понимающие усмешки оба спрятали за чашками с чаем, но легче от этого, разумеется, никому не стало.
Я сжала пальцами переносицу и тотчас отдернула руку, словно обжегшись.
У меня не было такой привычки. Эту манеру я часто замечала за Тао — и она оказалась такой же въедливой и прилипчивой, как и он сам.
— На пару слов, — ровным голосом сказала я, кивнув в сторону веранды. Тао без единого возражения вернул заварочный чайник на плетеную подставку и вышел вслед за мной.
Я помедлила, выравнивая дыхание. Пока я шептала над оберегами, начался прилив, и теперь вода плескалась на уровне середины свай, то и дело пробуя захлестнуть волной лестницу. На привязи мерно покачивались сразу три лодки — моя, Кристиана и та, из которой я вытащила бесчувственное тело Тао.